Псков – один из древнейших русских городов, неразрывно связанных с главнейшими событиями отечественной истории. До сих пор неизвестно, в каком году была заложена Псковская крепость, но самые первые строения могли здесь появиться ещё в X веке.
Два пути: сергианство и Псков
Опубликовано 30 апреля 2016 г.
Часть 1. РПЦ МП до начала войны
С самого своего начала советская власть повела ожесточенную атаку на православную церковь. В предвоенные 1930-40-е годы репрессии продолжались: «По данным Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте РФ, только за период 1937–1941 гг. было репрессировано 175 800 представителей православного духовенства, из которых расстреляно - 110 700. Согласно планам сталинского руководства, к концу 1942 г. в стране должны были исчезнуть любые формы организованной религиозной жизни» (Митрофанов Г., прот. Церковное возрождение в контексте военного конфликта двух тоталитарных режимов // Трагедия России. Запретные темы истории XX века. СПб.: Моби Дик, 2009).
Жесточайшие репрессии вызвали к жизни два течения в настроениях священства Московской патриархии: одно крыло священства продолжало духовную оппозицию властям и расплачивалось за это расстрелами или лагерями ГУЛАГа, другое встало на позицию лояльности к советской власти.
Верховное административное руководство РПЦ МП в те годы осуществлял Митрополит Сергий (Страгородский). Его самого советская власть арестовывала дважды: в 1921 и 1926 годах. Можно предположить, что эти аресты однозначно повлияли на митрополита Сергия в сторону его безусловной лояльности советской власти.
Например, в феврале 1930 года митрополит Сергий дал два интервью: для советской и иностранной прессы, которые были также подписаны прочими членами Синода; интервью, напечатанное в газете «Известия» от 16 февраля 1930 (датировано 15 февраля), в частности, гласило (вопросы опускаются): «Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета об отделении церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию. <…> Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих. <…> Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам за разные противоправительственные деяния. <…> К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата, и продолжают вести себя, как политические противники советского государства».
Интервью вызвало волну негодования и возмущения в среде русской эмиграции и нанесло удар по и без того крайне слабой репутации Московской патриархии в зарубежной церковной среде (в Париже, центре русской эмиграции того времени, также царило возмущение по поводу похищения агентами ГПУ Белого генерала Александра Кутепова в конце января того же года). Да и в среде самой Московской патриархии многие были недовольны позицией Митрополита Сергия: «К концу 1930 года насчитывалось до 37 архиереев патриаршей церкви, отказавшихся от административного подчинения митрополиту Сергию. Особое недовольство среди духовенства и мирян вызывалось запретом поминовения на богослужении (ектениях и иных публичных молитвах) ссыльных архиереев и требованием поминовения властей» («Википедия»).
С началом Советско-Германской войны митрополит Сергий (Страгородский) уже 22 июня 1941 г. после совершения Божественной литургии в Богоявленском соборе в Москве составил послание к духовенству и пастве, в котором призывает к сопротивлению. Вот выдержка из этого послания: «Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему Отечеству... Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского и Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину... Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг» (Послание митрополита Сергия от 22 июня 1941 г. // Правда о религии в России. М., 1942. С. 15–17).
В этом же послании митрополит Сергий недвусмысленно дал понять оппозиционно настроенным по отношению к советской власти священникам, что они не должны идти ни на какое соглашательство с будущим оккупационным немецким режимом: «А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объясняется еще лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу...»
Однако это указание на оккупированных территориях многим священниками Московской патриархии не выполнялось - Псковская православная миссия была тому ярчайшим подтверждением. К чести этой части священства, для них самым важным были не вопросы лояльности или нелояльности к немецким оккупационным властям, а миссия пастырской деятельности, какой тяжелой она бы не была.
В тяжелейшей ситуации на фронте Сталин постепенно понимает, что всколыхнуть волну патриотизма марксистской идеологией уже невозможно. И он решил воспользоваться патриотическим влиянием церкви на народ. С этого момента наступает потепление в отношениях между РПЦ МП и советской властью.
8 сентября 1943 года митрополита Сергия избирают патриархом при непосредственном личном участии Сталина. Сергий ведет себя безусловно лояльно к советской власти. Такой термин как сергианство, то есть безусловное и абсолютное лояльное отношение высшего церковного иерархата к власти, связано именно с именем митрополита Сергия.
Следует отметить, что в литературе широко распространено мнение, что РПЦ МП в годы войны помогало РККА и советскому правительству экономически. В частности бытует мнение, что РПЦ МП собирало деньги на вооружение РККА. В подтверждение этого приводится пример, того что РПЦ собрала 300 млн рублей в помощь Красной армии. На эти деньги была построена танковая колонна им. Дмитрия Донского, строились самолеты, верующие отправляли бойцам на передовую посылки с самыми необходимыми вещами.
Автор настоящих строк сомневается, что эти огромные по тем временам деньги были действительно собраны верующими. Неужели полуголодные люди, получавшие часто на своих предприятиях даже не деньги, а пайки, имели такие сбережения, чтобы их хватило на строительство целой танковой колонны и других вооружений? Не использовала ли опять советская власть имя Русской православной церкви в своих целях? Этот вопрос историкам еще предстоит изучить.
Часть 2. О помощи РПЦ военнопленным
За годы войны в плену оказалось 5 734 538 советских людей (Дугас И. А., Черон Ф. Я. Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж,1994. С. 409). Более половины из этого числа пленных погибло. Смертность среди советских военнопленных составила 57%. Для сравнения - в годы Первой Мировой войны смертность среди русских военнопленных составила 5,4%. (Дугас и Черон, там же).
Уже 21 июля 1941 г. архиепископ Серафим (Ляде), возглавлявший Германскую епархию РПЦЗ, обратился с письмом в отдел военнопленных в Верховное командование ВС Германии. В письме архиепископ Серафим просил организовать «православное душепопечение пленных красноармейцев и послать священников с целью совершения богослужений в лагеря военнопленных» (Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная церковь. С. 288).
Предложение было отвергнуто. Данный запрет был передан комендантам лагерей военнопленных. Однако, не все коменданты исполняли этот приказ. Отдельные коменданты разрешали православное богослужение и окормление пленных. Так в лагере Судауен в Восточной Пруссии в сентябре-октябре 1941 г. священником Владимиром (Жеромским) было проведено несколько богослужений, на которых присутствовало до 1,5 тыс. человек пленных, из которых удалось составить хор в 50 человек, сумевших по памяти пропеть необходимые для богослужения церковные песнопения (Митрофанов Г., прот. Трагедия России. Запретные темы истории XX века. СПб.: Моби Дик, 2009. С. 116).
Архимандрит Иоанн (Шаховской) также описывает свое посещение лагеря по Бад-Киссингеном. «В нем содержалось 3 тыс. пленных. Можно себе представить мое удивление, когда из этих пленных, родившихся после Октября, образовался церковный хор, спевший без нот всю Литургию. Половина пленных приняли участие в службе, общей исповеди и причастились В этой поездке меня сопровождал о. Александр Киселев. Мы остались под огромным впечатлением от этой встречи с несчастными, раздавленными и войной, и лишениями, и унижениями русскими людьми» (Иоанн (Шаховской), арх. Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 367).
Были и случаи открытия в лагерях храмов. Например, в лагере под Луккенгвальде 2 августа 1943 г. в специально отведенном для этого бараке состоялось освящение храма во имя князя Владимира. Службы в нем вел священник Михаил Попов, который входил в число узников данного лагеря (Шкаровский М. В., указ. соч. С. 297).
Часть 3. Возрождение церковной жизни на Псковщине
Ежедневное служение Богу и ближнему - это и есть подвиг, который от нас ждет Господь (из интервью священника).
Псковская Православная Миссия являет собой ярчайший пример (точнее - феномен) возрождения духовной религиозной жизни на оккупированных территориях.
Это удивительные факты. Оказалось, что за годы жесточайших гонений на церковь, расстрелов священников и простых прихожан, воспитание населения в духе «советского человека», русский народ сохранил в сердце Православную веру.
Сохранились воспоминания одного из священников Псковской миссии протоиерея Алексея Ионова, благочинного Островского округа 1941–1943 гг. («Записки миссионера»; книга вышла в Калифорнии, США, в 1954 г.), которые отражают подлинный подъем духовной жизни, в ситуации отсутствия большевистской власти.
Следует отметить, что немецкие власти, разрешив на несколько лет возрождение православной деятельности на локальной оккупированной территории Псковской области, ни в коем случае не ставили своей целью возрождение православной жизни во всей ее полноте на обширных территориях России. Будучи представителями безбожной немецкой оккультной власти, которые считали славян низшей расой, они использовали православие как способ проявления лояльности к местному населению, дабы обеспечить себе относительно спокойный тыл во время боевых действий. Не более того.
Итак, как же происходило возрождение православной жизни на Псковщине? Полистаем воспоминания о. Алексия:
«Громадный край от ст. Сиверской, что под Петроградом, до Опочки был давно превращен советской властью в церковную пустыню. Некогда прекрасные храмы были разрушены, поруганы, превращены в склады, мастерские, танцевальные клубы, кино и архивы. Репрессированное духовенство в основной своей массе погибло в концлагерях Сибири. Два-три уцелевших подсоветских священника, запуганных, душевно-усталых и неподготовленных, никак не могли взять на себя труд организации церковной жизни населения в несколько сот тысяч человек. А духовный голод, жажда церковной молитвы, таинств и проповеди остро ощущались в этих местах. Немецкие власти долго не соглашались на организацию Псковской миссии; в конце концов, они дали свое согласие на поездку 15 православных священников из Прибалтики в страну «за чертополохом».
(«За чертополохом» - термин, родившийся в среде русской эмиграции, означавший Россию под советской властью, огражденную от всех «чертополохом». Более поздний синоним — «железный занавес». Особую популярность словосочетание получило после выхода в 1928 г. в Риге одноименного романа генерала от кавалерии, военного писателя П.Н. Краснова.)
«С немцами мы все считались по принципу - «из двух зол выбирай меньшее». Что немцы - зло, никто из нас не сомневался. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям «жизненного пространства» нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по Вере и по крови, - вот что наполняло наши сердца».
«Как благодарно переживают псковичи наш приезд. Как они внимательно вслушиваются в слова нашей первой проповеди. Без конца идут они под благословение, подводят к нам своих детей, целуют благословляющую руку. «Благослови, батюшка! Благослови, отец!» - звучит отовсюду».
«Сохранилась в относительном порядке церковь на кладбище Свв. Жен-Мироносиц, при большевиках - архив райкома…. Запомнилась служба под Покров Божией Матери (14 октября нов. ст.). Весь народ - «советский» - поет местным прекрасным распевом - Величит душа моя Господа» - «Честнейшую». Прикладываясь, люди целуют икону праздника, подходят к елеопомазанию и - вот слышу, пение прерывается плачем, рыданием. О чем плачут в этот светлый праздник русские люди? От радости, что вот - дождались праздника? Или им припомнились пастыри, служившие в этом храме задолго до меня и поумиравшие давно уже в тюрьмах? Или припомнились им близкие, которых «фараоны» давно уже сгноили на крайнем севере в концлагерях? Много было причин этим слезам во время «Честнейшей»… Я помню только одно - разделяя скорбь своих новых чад духовных, я плакал вместе с ними…»
«В соборе, который мы отремонтировали своими личными средствами - народ последнее давал на восстановление храмов - я приобщал в первые месяцы нашего пребывания в России от 500 до 800 человек сразу же за одной литургией. Их же я, конечно, и исповедывал. На общей исповеди, разумеется. Крестили до 80 младенцев одновременно. Совершали до 10 погребений. Венчали по три-пять пар, как правило, в одно и то же время. Службы в воскресный день начинались у нас в 7 ч. утра и для меня кончались с такими крестинами, погребениями, венчаниями в 4 ч. дня! Невероятно, но это так».
«Входишь в храм, переполненный задолго до службы народом. Многие сидят прямо на полу, отдыхая от дальнего пути. По русскому обычаю все тянутся за благословением. В алтарь, поэтому, сразу не войдешь! И то же самое после службы. Как легко проповедывалось на Родине! Как жадно слушали там пастырей. Как благодарили, не утомлялись! Лучшее время моего пастырства - время, проведенное в Псковской Миссии, хотя внешне она протекала в самой суровой обстановке. Кругом партизаны. Встреча с ними - конец. Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа. Мы на этой стороне - значит, враги… Бог хранил меня, хотя и были самые «злые состояния». Не хочется их и вспоминать. Преждевременная седина - следы этих переживаний. Людей, исколотых штыками партизан, мы хоронили неоднократно. Уезжая за сорок-пятьдесят километров куда-нибудь на освящение храма, прежде всего мы долго молились дома, долго крестились, целовали фотографии своих близких - прощались «в суриоз». Кто его знает - ернемся ли? И так уезжали, безоружные, беззащитные, оградясь только силою животворящего Креста…»
«Добился я и разрешения совершить для военнопленных Пасхальное богослужение. Правда, оно, по требованию начальника лагеря, было совершено в храме, откуда предварительно все остальные должны были выйти; двери храма охранялись вооруженными солдатами, но, тем не менее, человек 300 военнопленных, по личному желанию, наполнили наш храм, и для них было совершено специальное Пасхальное богослужение. С каким волнением я его совершал. Я произнес слово, в котором убеждал их не падать духом, помнить, что их матери молятся о них… При упоминании о матерях у многих на глазах показались слезы. Со слезами на глазах слушали военнопленные и радостные пасхальные песнопения. Оделяя каждого не одним традиционным, а четырьмя-пятью яичками - их принесли накануне верующие люди, как только я объявил им о богослужении для военнопленных, - я приветствовал всех обычным: «Христос Воскресе!» И все, как один, отвечали: «Воистину Воскресе!» Это были бойцы Красной армии, попавшие в плен в 1941–1942 году».
«Всего, как я уже отметил, за время моего миссионерства восстановил и освятил до пятнадцати храмов. Поруганные храмы восстанавливало, конечно, само население. Своими силами, своими средствами. Как быстро ремонтировались эти церкви!.. На первых же богослужениях они омывались слезами молящихся. С каким душевным волнением совершались эти богослужения. Надо было лично наблюдать эту стихийную устремленность русского народа к своему родному Православию, к своим родным святыням. Народ русский по-прежнему взыскует Бога и он по-прежнему народ Достоевского, предлагавшего судить его не по тем мерзостям, которые он творит, а по глубине его покаянных порывов… Посторонние наблюдатели могут в этом сомневаться, но мы - пастыри, принимавшие это покаяние, видевшие эту тоску по Правде Божией, - тверждаем, что народ русский в своей массе остался верующим народом, и, может быть, самым верующим народом на земле! То терпение, с которым он переносит свои страдания, поистине удивительно. И терпение это питается верой в Страдавшего Праведника, верой в Распятого Христа. Прав был Шмелев, говоривший: «Про Россию надо писать Евангелие».
«Мы расклеили на всех углах свои воззвания о сборе продуктов для военнопленных и взяли на себя попечение об одном лагере для военнопленных. Нам, конечно, не по силам было кормить около 200 человек, но мы старались их хотя бы подкормить, давая дважды в неделю человеческие обеды. Смертность прекратилась по прошествии двух-трех недель. В этом деле очень помогали мне жены советских офицеров. Надо было видеть их самоотверженность, настойчивость и подлинное христианское милосердие».
«Моими самыми большими друзьями были дети. Их там было великое множество. В лохмотьях, голодные, они, тем не менее, оставались прекрасными русскими детьми. Я скоро стал вести с ними регулярные занятия по Закону Божиему. Как радовали они меня своими успехами: молитвы они учили «вперегонки». Внимание ко всему церковному было изумительным. В храме они занимали всегда первые места, терпеливо выстаивая длинные наши, такие недетские, богослужения».
«Миссия закончила свою деятельность в Псковском крае в феврале 1944 г. Все оставшиеся в Прибалтике миссионеры большевиками были арестованы и сосланы в Сибирь на верную смерть. Это - мученики Миссии. Своим подвигом они свидетельствуют всему миру, что Миссия творила подлинно церковное дело. Не сомневаюсь, что деятельность Православной Миссии в северо-западных областях России в свое время будет отмечена и на страницах будущей истории Русской Церкви».
Часть 4. О сталинославии в современной России
В наше современное время в отдельные круги православной среды успешно перекочевал образ Сталина как почти святого человека, который якобы «тайно раскаялся», много сделал для «возрождения церковной жизни в нашей стране», и принес Победу над фашизмом. Нередко палача русского народа и гонителя православия Сталина ставят в один ряд с русскими святыми. Причем, к великому удивлению, такие заявления исходят даже от отдельных высших иерархов РПЦ: «…Идет война апокалиптическая, и победить в ней можно только оружием веры в Бога, молитвы и покаяния в наших грехах, как это делали наши великие предки-ратоборцы: равноапостольный князь Владимир, Илия Муромец, Андрей Боголюбский, Александр Невский, Димитрий Донской, Александр Пересвет и Андрей Ослябя, Минин и Пожарский, Суворов и Багратион, Скобелев и Ермолов, Ушаков и Нахимов, Сталин и Жуков…<…> Слава Богу, даровавшему нашему народу Великую Победу в Великой Отечественной войне под руководством великого вождя Сталина…<…>». За этими словами следует подпись: «Архимандрит Петр (Кучер), фронтовик Великой Отечественной войны» (сайт «Русское воскресение», 8 мая 2010 г.).
Вероятно, самую лучшую оценку такого рода заявлениям дал протоиерей Георгий Митрофанов: «…Вот когда этот «новый пантеон святых», усиленно тиражируемый сейчас во многих приходах, станет претендовать на сосредоточение церковной жизни очень многих, мы неожиданно обнаружим, что многие их тех, кто ходит в наши храмы, на самом деле даже не представляют, что же такое Церковь и кто такой Иисус Христос. Ибо только полное забвение Христа может побудить наших современников возводить в ранг подвижников благочестия, в ранг великих русских патриотов людей, на протяжении длительного времени уничтожавших все лучшее, что было в нашей стране и в нашем народе» (Митрофанов Г., прот. Трагедия России. Запретные темы истории XX века. С. 153).
Олег Игорев