Епископ Сергий (Булатников): «Нет сомнений, что монашество не исчезнет совсем» -

Чем старец отличается от духовника …

О своей жизни, пути к постригу и о состоянии монашества сегодня; о том, что такое настоящее старчество и какой должна быть мера подчинения наставлениям духовника; отчего появляется депрессия в условиях современной жизни и что значит христианская любовь - рассказывает епископ Сергий (Булатников).

...Я помню, как на Пасху в 1962 году, во время Крестного Хода, кучка молодчиков стала бросать в верующих камни, бить стекла в храме, кричать и ругаться матом. Милиция куда-то исчезала в момент этого бесовского разгула. А мы шли и пели, казалось, еще миг и начнется ужасное - на нас набросится толпа осатаневших безбожников, - такие случаи тоже имели место, но, Слава Богу, все обошлось...

Это было время, когда родителей могли лишить родительских прав только за то, что они воспитывают ребенка в православной вере. Когда нельзя было признаться, что ты верующий, потому что, как только это становилось известно, ты приобретал статус изгоя общества. И все-таки мои глубоко верующие родители, сделали все, чтобы вырастить меня в вере. Появился я на свет Божий в далеком Омске, куда по причине «неправильного» сословия была сослана наша семья, коренных ленинградцев. Это были годы страшного советского безбожия. В конце 1950-х, начале 1960-х началась вторая волна гонений на Православную Церковь со стороны ЦК КПСС. Тогда был организован совет по делам религии при совете министров СССР, в обязанность которого входило урегулирование отношений Церкви и государства. В каждой области страны находился уполномоченный этого органа. Главной целью совета по делам религии было если не уничтожение, то тотальное слежение и пресечение всех попыток возрождения и обновления церковной жизни. Когда появлялся незаурядный священник, который начинал привлекать людей своими проповедями, активной церковной жизнью, то это быстро брали на заметку и затем разными методами старались искоренить эти добрые начинания. Борьба с Церковью порой проявлялась скрыто, как бы невзначай - вроде бы не запрещали, но ничего не разрешали - но бывала и совершенно открытой и бессовестной.

Тем не менее, первое, что я помню о себе, это то, как лежу под иконой Божией Матери в Соборном храме города и слушаю стройное клиросное пение - думаю, что пели акафист. Вокруг мерцание свечей и запах ладана, а сверху прямо в сердце смотрят строгие, но добрые глаза Пресвятой Богородицы. Вот и врезалось все это в память на всю мою жизнь...

Мама. Она сыграла главную роль в моей жизни. Отец умер рано, я его почти не помню, поэтому растила и воспитывала нас с сестрой одна мама. В воскресные дни она тайно и задолго до начала богослужений приводила нас в храм, потому что у дверей стояли комсомольцы, которые детей и подростков внутрь не пускали.

Мама пела в церковном хоре, а регентом была старица Божия - монахиня Евсевия, много претерпевшая за веру в годы первых гонений. Тогда у монахов было два выбора: ссылка или казнь. Матушка Евсевия выжила чудом. Господь сберег. Она учила меня читать Часослов - других книг не было, она и стихарик мне сшила, для того, чтобы я прислуживал в алтаре владыке Николаю (будущему Митрополиту Нижегородскому).

Однажды на праздник владыка дал мне три рубля за труды. В то время это были немалые деньги. Я привез их домой и положил на стол, радуясь, что смог помочь нашему небольшому семейному бюджету. Но когда мама узнала, что эти деньги я заработал в храме, то заставила меня отнести их обратно, сказав, что мы ничего не должны брать в храме, наоборот - нам нужно помогать нашей Церкви.

Мама была человеком необычайной честности! Я помню, как-то в Великий Пост очень уж мне захотелось молока, а нельзя... Посты мы всегда соблюдали, с детства, поэтому они органично вливались в нашу жизнь, не вызывая ни малейшего противления. Даже мыслей не возникало по поводу того, почему это я должен отказывать в себе в том, что едят другие! Конечно, мама приберегала для нас что-нибудь повкусней, но только из постных продуктов. Но однажды возникло искушение: мне почему-то захотелось во что бы то ни стало выпить молока! Тогда я придумал хитрость: взял соломинку, засунул её в банку с молоком и сделал несколько глотков, думая, что мама не заметит такого пустяка. Но она заметила и спросила: «Интересно, кто отпил молоко? Неужели кошка? Как же она залезла в банку»? Взгляд мамы пытливо пронизывал меня и я сознался. Она не стала меня наказывать, ругать, просто спросила: «Зачем же ты это сделал?». Мне было стыдно, и я, конечно, сознался в своем обмане и на исповеди. Вот так мама нас воспитывала.

Мама меня всегда утешала, и, я не побоюсь сказать, она была святым человеком. Ей часто угрожали лишением родительских прав за то, что, по мнению властей, она «неправильно» воспитывала ребенка. Меня тоже отлавливали в школе, делали предупреждения... Давление было сильным. Тем более что в школе, где я учился, не было верующих детей, кроме меня. И это порой выливалось в драки и побои. Частенько, я приходил домой в слезах после потасовок, обидных придирок со стороны одноклассников и ребят постарше. И только мама могла меня успокоить. Она хранила множество обрывков старых церковных книг, хотя это было запрещено. Бывало, достанет из комода какой-нибудь листочек и начинает читать отрывок из «Жития Святых», а потом говорит: «Видишь, какие муки претерпевали угодники Божии за Христа? Тебе радоваться надо, что страдаешь за Бога. Не обижайся на этих людей. Они несчастные». До сих пор мне её не хватает. Мама дала мне не только жизнь земную, но и небесную.

Уже в школе я знал, что стану священником, даже никогда не было сомнений в этом. Я верил, что это мой путь, поэтому не думал о страхе. Время было трудное для Церкви, но я знал многих людей, которые, несмотря ни на что, избирали этот путь, оставаясь верными Богу. Но были и другие примеры... В главном соборе Омска служил один протодиакон, с красивым голосом и видной внешностью. Во время хрущевских гонений его «сломали» во время пыток, и он ушел из Церкви, отрекшись от Бога. Устроился на работу и начал писать на веру и Церковь пасквили, попросту говоря, стал предателем, превратившись из гонимого в гонителя. Для церковных людей это означает стать на гибельный путь. Мама очень плакала, узнав об этом. Переживала за него, называя несчастным человеком. Я очень хорошо запомнил этот случай и слезы мамы.

Несмотря на полную определенность жизненных планов, в монастырь я попал не сразу. Для отвода глаз (тогда очень было распространено наушничество) пришлось поступить в медицинское училище на специальность фельдшера. Но диплома так и не получил. В то время, чтобы получить документ об образовании, необходимо было отработать три года. А я поработал немного и ушел, поэтому образование получилось неполным. Меня давно тянуло к другой жизни - монашеской...

Это был Псково-Печерский монастырь. Я попал туда с большим трудом, из-за продолжавшихся гонений, хотя уже не столь явных, как при Хрущеве. По замыслу властей все монастыри должны были исчезнуть, и ради этого были применены все способы по недопущению туда молодежи. Предполагалось, что если старики со временем умрут, то монастыри, лишенные преемственности поколений, вскоре исчезнуть сами по себе. Поэтому все обители были закрыты для молодых. Псково-Печерский монастырь стал исключением, благодаря игумену Алипию (Воронову), который не боялся власти и принимал молодых людей, жаждущих монашеского пути.

Псково-Печерский монастырь был знаменит еще и тем, что никогда не закрывался - это позволило ему сохранить все традиции и опыт предшествующих поколений. Что очень важно! В то время там жила целая плеяда старцев: архимандрит Александр, в то время игумен, архимандрит Нафанаил (Поспелов), тогда архидиакон, схиигумен Савва (Остапенко), отец Иоанн (Крестьянкин), схиигумен Онисифор, архимандрит Алипий (Воронов). Встретившись с ними, я увидел живое монашество в действии и «загорелся» им еще больше. Благодарю Бога за то, что мне довелось набираться духовного опыта рядом с этими людьми.

Сегодня многие стремятся иметь духовников, а в то время такого понятия в широком смысле не существовало. Для нас, тогда совсем молодых, опытные в духовной жизни люди были, прежде всего, наставниками. Чаще всего за советами я обращался к отцу Нафанаилу. Он был очень интересным человеком, который мог лаконично и доступно отвечать на все мои вопросы. Архимандрит Алипий, наместник Псково-Печерского монастыря в 1959-1975 годах, был человеком исключительной честности и прямоты. Но поскольку эти качества далеко не всем нравятся, то находилось много недовольных его деятельностью. К тому же он еще и юродствовал: к примеру, мог крепкое словцо ввернуть, хотя оставался при этом глубоко духовным человеком. На самом деле, отец Алипий - адамант веры, который очень много дал мне в понимании духовной жизни. Он был готов в любой момент жизнь отдать за веру и за свой монастырь! Сам Хрущев сломал об него зубы, пытаясь закрыть обитель. Только благодаря его твердости и непоколебимости Псково-Печерский монастырь сохранился и укрепился. К сожалению, мне редко пришлось видеть этого удивительного человека. Отец Алипий часто болел - не давали покоя ранения, полученные на фронте во время Великой Отечественной войны. Я преклоняюсь перед его памятью и всегда молюсь о нем...

Отец Иоанн (Крестьянкин) был дивным старцем. К нему было сложно попасть, поскольку посетители у него не переводились. Это был очень любвеобильный и очень легкий в общении, «народный» батюшка. Однажды я забежал к нему, расстроенный чем-то, и он вроде бы ничего не сказал мне в наставление, только по плечикам меня похлопал, маслицем помазал, водичкой покропил. Но я улетел от него, словно на крыльях, с рассеявшимися, как дым, недоумениями!

Это были настоящие делатели духовной жизни.

Из Псково-Печерского монастыря я вышел рясофорным иноком. На постриг меня благословил архиепископ Курский и Белгородский Хризостом (с 1974 по 1977 гг.), под началом которого довелось служить настоятелем одного из приходов, одновременно заочно учась в Духовной Академии Троице-Сергиевой Лавры. Только недавно я узнал, насколько неслучайным был мой постриг в монашество... Как же непостижим и таинственен промысел Божий! Дело в том, что в Покровском храме села Покровка Белгородской области жил старец - схиархимандрит Григорий (Давыдов), к которому я ездил за советами в вопросах духовной жизни или, как говорят монахи, за окормлением. Он был последним пострижеником Площанской обители, и он же постриг меня в монахи. То есть отец Григорий как бы через этот постриг передал мне Площанскую обитель, настоятелем которой я являюсь, по сей день. Старец Григорий был строгим человеком, и, приезжая к нему, мы с радостью слушали рассказы о его жизни, о том, каково было монахам после 1917 года, но сами спрашивать побаивались. Он был строгим старцем. До сих пор, когда бываю в Белгородской области, всегда заезжаю к нему на могилу. Схиархимандрит Григорий (Давыдов) был духовным чадом архимандрита Серафима (Тяпочкина), к которому я семь ездил в село Ракитное. Отец Серафим - воплощение христианской любви. За свою веру эти два старца прошли тюрьмы, ссылку, лагеря. Они познакомились и подружились где-то на Калыме. Господь сохранил их для назидания нас, грешных, ведь к ним тогда вся Россия обращалась за духовным укреплением и помощью.

Старчество - это великое делание. Старцев всегда было немного. В наше время особенно наблюдается сокращение числа подвижников Божиих. Старец - человек, живущий в Боге и возвещающий Его волю. Но никто не может стеснять свободу человека, даже такой подвижник. Бог есть свобода, поэтому диктаторствовать - никому не позволено. Отец Серафим (Тяпочкин) никогда не произносил: «Я тебя благословляю». Он говорил: «Советовал бы поступить в этом случае так...». А если кто-то спрашивал: «Батюшка, а, может, лучше вот так поступить...?» Он отвечал: «Ваша святая воля». Он высказал свое мнение в решении вопроса, и все. Поэтому там, где слышится «я тебя благословляю» или «я тебе велю» - человек, так говорящий, вряд ли может являться старцем.

Однако и послушание - великая вещь! Если человек выполнит волю своего духовника или старца, даже не совсем правильную, этот поступок будет вменяться ему в праведность. Но здесь тоже нужно иметь разум: если воля старца будет противоречить заповедям Божиим, то от такого бежать надо.

Духовничество - несколько другое понятие. Духовник - это тот человек, к которому приходишь постоянно на исповедь. Духовником может быть любой священник, к которому есть доверие. Спасение души - очень сложное и наиважнейшее делание, поэтому если нет человека, которому можно довериться полностью, то и не стоит вверять себя основательно никому. Лучше всего в такой ситуации руководствоваться книгами святых отцов - пусть они будут нашими наставниками. Важно помнить, что основная дорога к спасению - жить по заповедям, стараться исполнять их как можно точнее.

До настоятельства в Площанской обители мне пришлось послужить в разных епархиях. Но на приходах тоже было неспокойно. Первая моя епархия - Смоленская, так как тамошний Владыка Феодосий (в будущем митрополит Омский и Тарский) имел возможность рукополагать священников. В советское время хиротония могла совершаться далеко не во всех епархиях, потому что обладавший карательными функциями по отношению к Церкви и верующим институт полномочных по делам религии при исполкомах власти очень тщательно проводил отбор кандидатов на священнический сан - пропускали наиболее угодных власти...

После Смоленской были Орловская, Курская и Белгородская епархии, и вот Владыка Мелхиседек, с которым мы были знакомы еще с Сибири, пригласил меня помочь в восстановлении и организации Площанского Богородицкого монастыря. Других кандидатур не было: никто не хотел идти в разрушенную обитель, видя предстоящий объем работы. В то время здесь можно было наблюдать только одни развалины. Все заросло сорняками, выше человеческого роста, а нас было всего шестеро. Денег тоже не было. Все делали сами: штукатурили, белили, красили... так постепенно, по кирпичику, созидали древнюю обитель.

Управлять вообще чем-либо тяжело, особенно в наше время, а монастырем - особенно. За чьей-то спиной быть всегда легче: пришел в храм, помолился, потом потрапезничал, книжку почитал. А вот управлять - очень сложно.

Чью-то душу воспитать - дело тоже тяжелое и неблагодарное. Дело в том, что у современного молодого поколения нет навыков родительского послушания. Три поколения людей выросли без Бога, традиция послушания и уважения к старшему поколению прервалась почти полностью. Сегодня мы имеем четвертое поколение - апогей безбожия и непослушания. Они приходят в монастырь и не понимают, насколько важно иметь послушание и смирение. Ведь, к Богу можно прийти только в сокрушении своего сердца. А многие вваливаются в монастырь и остаются такими, какими были в миру, отчего возникает нестроение. Так нельзя. Нужно себя менять: перестраивать свою самость, которая губит, и наоборот, взгревать смирение, а зрелому человеку это непросто. Поэтому воспитать новое поколение монахов очень сложно. Сейчас много появилось младостарцев - оттого, что нет воспитания и смирения, зато есть желание управлять, по гордости. Начитается такой человек книг и уже решает, что все знает и ко всему готов. Книги читать нужно, но Бог познается не умом, а Духом Святым, через молитву. Можно все библиотеки прочитать, даже звание богослова приобрести, но если нет молитвенного опыта, то так и не станешь чадом Божиим. Конечно, бывали случаи, когда и молодые священники делались старцами, но это исключение из общепринятых правил: оно возможно в том случае, когда человек, имеющий смирение, получает от Господа духовный дар руководства. Это великая ответственность!

Корни старого монашества почти вырублены, но нет сомнений, что монашество не исчезнет совсем, что всегда найдутся люди, желающие посвятить свою жизнь Богу. И все же традиционный институт монашества в том виде, в котором существовал всегда, в наше время себя изжил.

Во-первых, раньше монастыри пополнялись за счет сельского населения, то есть тех людей, которые умели работать, и, как следствие, были легко обучаемы труду молитвы. Сегодня приходит совсем другое поколение, которое не знает, что такое тяжелый труд - большинство выросли на диване перед телевизором. В результате в монастыре остаются немногие.

Во-вторых, изменилась деятельность монастырей. Если раньше они были замкнутыми общинами, которые занимались, в основном, сугубо молитвенной практикой, то сегодня монастыри открыты, в целях просветительской деятельности. Люди в России достаточно долго были оторваны от Церкви. Многие до сих пор ничего не знают о Православии. Народ нуждается в катехизации, просвещении и воцерковлении. К сожалению, понятие «воцерковление» в представлении многих - это непосильные цепи запретов, что вовсе не является правдой. Был случай, когда один человек мне признался, что не может принять православие из-за многочисленных «нельзя». «Но ведь то, от чего уберегает православие, запрещает любое нравственное общество!» - говорю ему я. «Я свободный человек и делаю то, что хочу». «Ну, хорошо, - отвечаю, - сделай тогда сегодня одно дело: не кури»! «Нет, я не могу», - признается он. Ну, какой же тогда ты свободный человек, если не можешь прожить без «раковой палочки» и дня? Это самая настоящая зависимость от греха...

Одно из важных монашеских деланий - социальная работа: воспитание подрастающего поколения, дела милосердия. Если до 1917 года при монастырях обязательно образовывались различные школы, приюты, больницы и т.д., то сегодня возвращение к подобной деятельности происходит очень медленно из-за отсутствия материальной базы. На одни пожертвования верующих социальную работу проводить невозможно. Наш монастырь не исключение. Вот уже несколько лет мы занимаемся реабилитацией наркозависимых и алкоголиков. Но в настоящее время эта работа ведется в очень ограниченной форме, поскольку иеромонаха Диомида, который был наставником реабилитируемых, перевели в другую обитель. Несколько человек, периодически меняясь, у нас живут постоянно. На истинный путь окончательно встают те из них, кто имеет дерзновение и решимость исправить свою жизнь. Могу с твердой уверенностью сказать: только те, кто основательно взялся за молитву, за покаяние, смогли изменить свой путь. Один наш «пациент» даже священником стал. Жаль, что многие возвращаются к прежней жизни. Но, еще раз повторю, все зависит от самого человека. Господь помогает, мы - направляем, а все остальное человек делает сам. Нужно иметь внутренний стержень и огромное желание исправиться. Душа должна кричать: «Господи, исправь мой путь, ибо я хочу, но не могу, поэтому прошу Твоей помощи!» Это и есть начало пути воцерковления.

Видеть рядом с собой по-настоящему любящих людей - очень важно для спасения души человеческой. Такую любовь мне дала мама, потом я ее увидел у Псково-Печерских и других старцев. Она не появляется ниоткуда. Это дар от Бога, который надо заслужить. Без нее нет спасения. Человеческая любовь эгоистична по сути: ведь если мы кого-то любим, то обязательно требуем, чтобы и нас любили. А если этого не происходит, то обижаемся в лучшем случае, в худшем - начинаем терроризировать. Да и любим мы только успешных и богатых. Христианская любовь - совсем другая: она распространяется на всех, и на врагов в том числе. Всех надо любить, любого человека, даже в грехе и позоре. Грех, который владеет человеком, - ненавидеть, а самого человека любить, молиться за него. Это и есть христианская любовь.

 Мы часто гнушаемся бомжами, инвалидами или просто больными. Это неправильно. Мне довелось знать одну медсестру, которая любовью спасла отчаявшегося, опустившегося человека - бездомного. Его привезли в больницу умирать, и он, не зная, как себя вести, мог только кричать и ругаться. А она со смирением ухаживала за ним, терпя все его выходки. И вот, через несколько дней, он с недоумением спрашивает ее: «Почему ты так ко мне относишься? Ко мне никогда никто так не относился?» «Я тебя люблю», - говорит она. «Как это? Не может быть!» Потом она рассказала ему о Христе, и этот человек перед смертью принял крещение и тихо скончался. Вот так бывает. Сколько бы ни было в мире зла, необходимо помнить, что зло не победит. Победит любовь.

Оксана Доброславская
ruskline.ru