История Псковской Духовной семинарии с момента основания в 1725г. до закрытия в 1918г. -

Статья студента V курса Московской Духовной Семинарии Сорокина Александра посвящена обзору основных вех исторического пути Псковской Духовной Семинарии. Псковская семинария была типичной епархиальной семинарией и на ее примере можно говорить о состоянии всей средней духовной школы в Российской Империи. 

Кафедра Церковной истории МДА, 25 июня 2012г.

Бесспорно, что духовное просвещение в Пскове существовало уже с 16 века. Об этом свидетельствуют жития преп. Никандра Псковского (†1581 г.), который обучался в училище «где и навык разумению Священного Писания»[1] и преп. Корнилия игумена Печерского (†1570 г.), отданного родителями для обучения в Мирожский монастырь[2], и научившегося там грамоте и писанию икон. Но скорее всего духовное просвещение не было узко сословным, например преп. Никандр родом был из крестьян, а преп. Корнилий знатного происхождения. Своими указами 1714 и 1716 гг. царь Петр I повелевает создавать так называемые цифирные школы, в которых обучались бы дети разных сословий, подобная школа была открыта и в Пскове.

«Духовный регламент», обнародованный в 1721 году, обязывал архиереев заводить при своих домах школы «собственно духовные для детей священнических или прочих, в надежду священства определенных»[3]. Сам составитель «Духовного Регламента» епископ Псковский Феофан (Прокопович) создал семинарию, где обучалось и содержалось за его счет около 20 учеников. Это учебное заведение находилось не в Пскове, а в Санкт-Петербурге на Псковском подворье, которое было приобретено владыкой в 1721 г. и просуществовало до XIX века[4].

15 октября 1725 согласно «Регламенту» епископом Псковским и Нарвским Рафаилом (Заборовским) была открыта славяно-российская школа «для поповских, диаконовских, причетнических и служительских детей»[5]. Школа разместилась в одном из приделов кафедрального Троицкого собора города Пскова[6]. Уже спустя год в ней обучалось 50 человек, получавших содержание за счет монастырей и церковных земель. После окончания обучения восемь из них были посвящены в иподиаконы и один определен на вакансию пономаря. Уровень образования в архиерейской школе был невысоким, о чем свидетельствует указ владыки Рафаила 1731 года. Согласно указу ставленники в священный сан должны были знать наизусть заповеди и таинства с толкованиями[7]. Скорее всего, в школе обучали чтению, письму и пению, а также сообщали основы христианского вероучения.

17 марта 1730 года появился манифест императрицы Анны Иоанновны, которым повелевалось учредить по всем епархиям духовные школы, согласно «Духовному регламенту». «После этого торжественного объявления высочайшей воли, – писал профессор Петр Васильевич Знаменский, – в епархиях начались усиленные хлопоты о школах; собирали учеников, устанавливали более или менее прочные средства к их содержанию, отыскивали учителей, расширяли училищные курсы, доселе вращавшиеся только около предметов элементарного обучения, введением предметов среднего образования, и преобразовывали их на юго-западный манер. С самого начала 1730-х годов архиерейские школы одна за другой усваивают даже новое название семинарий, которое именно должно было обозначать эту новую степень их развития и новое их значение как средних учебных заведений, в отличие от низших школ грамотности. Вместе с тем, по мере расширения их курсов, через введение латинского языка и высших наук все резче определялось их сословное значение как школ, назначенных специально для обучения духовных детей в надежду священства. Новые школы заводились уже прямо в форме семинарий. Царствование Анны не без основания можно считать, поэтому, довольно важной в истории духовного образования эпохой, с которой начинается собственно история наших духовных семинарий»[8].

В Псковской славяно-российской школе 1733 году по инициативе архиепископа Варлаама (Леницкого) открылся латинский класс, после чего школа стала называться славяно-латинской. Согласно вышеупомянутому манифесту императрицы Анны Иоанновны архиерейская школа получила наименование семинарии. Наименование это усвоено было славяно-латинской школе в 1733 году, однако в делопроизводстве название «семинария» утвердилось лишь после 1746 года.

Первым учителем в архиерейской школе был священник Черновецкий, о котором владыка Варлаам сообщал в Синод, что от него «пользы мало и глазами мало видит»[9]. Поэтому в 1732 году владыка обратился в Синод с прошением направить в Псков для преподавания иеродиакона Скрипицына из Московской славяно-латинской школы или «другого кого из оной школы, риторику и философию знающих»[10], но прошение отклонили. Тогда архиепископ Варлаам обратился с такой же просьбой к своему предшественнику по кафедре Рафаилу (Заборовскому), митрополиту Киевскому, но тот отписал, что без синодального указа ничего предпринять не может. И преосвященный Варлаам был вынужден вновь обратиться в Синод с прошением, получившим на этот раз положительную резолюцию. Из Киево-Печерской Лавры от архимандрита Романа в 1733 году приехали в Псков для преподавания иеромонах Манассия (Косачи) и Стефан Стефанович Левоковский, принявший в 1739 году монашество с именем Сильвестр[11].

Выбор учителей архиепископом именно из Киева объясняется еще и тем, что владыка Варлаам сам был выпускником и пострижеником Киево- Могилянской академии. Возможно, иеромонах Манассия преподавал около пяти лет, но документы об этом ничего нам не сообщают. В 1738 году учителем вместо иеромонаха Манассии уже числится Стефан Яковлев, пономарь Георгиевской церкви, уволенный в 1742 году «за нерадение»[12]. Что же касается Стефана Левоковского, то он с 1733 по 1738 гг. преподавал в фаре, а с 1739 по 1745 гг. в грамматическом классе. О дальнейшей его судьбе так же ничего не известно.

Впоследствии в семинарии преподавателями были представители городского духовенства, как белого, так и черного, и выпускники самой семинарии, но они чаще всего преподавали в низших классах. Для подготовки же учителей высших классов архиепископ Иннокентий (Нечаев) в продолжение тридцати лет, практически каждый год, посылал несколько лучших учеников из Пскова в Троицкую семинарию, а с 1792 года в Александро-Невскую. Число преподавателей было не велико, до самого конца XVIII столетия оно не превышало шести человек. Например, в 1789 г. было всего четыре преподавателя, все выпускники Псковской семинарии: Николай Плюшевский, преподававший риторику, поэзию, немецкий язык и историю, Михаил Меньшиков, бывший преподавателем в Высшем грамматическом классе, а так же преподававший географию, Варфоломей Белявский, учитель арифметики и Низшего грамматического класса и Федор Быстрицкий – преподаватель информатории. Все учителя были достаточно молоды, старшему из них В. Белявскому было 28 лет, а младшему Ф. Быстрицкому – 24, и не женаты. Приступили они к преподавательской деятельности сразу по окончании собственного обучения, поэтому имели небольшой преподавательский стаж от 4 до 6 лет[13].

К началу XIX века, с открытием при семинарии Русской школы и медицинского класса, число учителей выросло до девяти человек. Преподавателей, не добросовестно выполнявших свои обязанности, не только увольняли, но еще и штрафовали, а епископ Симон (Тодорский) в своем указе от 28 августа 1746 года предписывал: «Обучати же учителям оным по самой христианской совести, с великим тщанием и попечением о душах обучающихся, яко ответ имущее воздати за учение свое во страшное Христово пришествие»[14].

Уровень материального обеспечения преподавателей в Псковской семинарии был довольно высоким. Содержание учителей семинарии было следующим. Ректор семинарии получал от 100 до 120 рублей в год, префект – 60 рублей, учителя от 50 до 130 рублей[15]. Для сравнения, ректор Тобольской семинарии, в указанный период имел жалование в 100 рублей, префект – 30 рублей, учителя от 10 до 25 рублей[16]. После введения государственного финансирования оклад ректора и учителей практически не изменился. По замечанию известного российского церковного историка П. Знаменского содержание семинарий после введения штатов стало еще более скудным, т.к. семинарское правление лишилось части сбора с духовенства и монастырей[17].

Преподавание в семинарии велось на русском и латинском языках. На латинском обыкновенно преподавались следующие дисциплины: богословие, философия и риторика, а с 1775 года, по приказу архиепископа Иннокентия (Нечаева), богословие и философию стали читать на русском языке. Философию преподавали исключительно префекты, а богословие – ректоры.

В 30-е года XVIII века семинария переводится на подворье Псково-Печерского монастыря, где тогда же располагался и архиерейский дом, а при епископе Стефане (Калиновском) рядом с подворьем был построен двухэтажный каменный корпус под семинарию[18].

В 1738 года в Псковской семинарии существовали следующие классы: фара, инфима, грамматика, синтаксис, пиитический и риторический. Год спустя был открыт класс философии, а при епископе Симоне (Тодорском) в 1746 году – богословский. Таким образом, лишь на 21-м году существования семинария получает полный набор классов. С октября 1743 года вводится преподавание греческого языка для «понятнейших и надежнейших учеников по вторникам, четверткам и субботам после обеда»[19]. Преподавателем был назначен Георгий Балашов, выпускник Александро-Невской семинарии. По распоряжению владыки Иннокентия (Нечаева) в 1774 году в семинарии также стали преподавать немецкий язык, а спустя два года – французский и польский. Польский язык обязаны были изучать уроженцы Полоцкого и Невельского уездов, но с 1786 года преподавание польского языка прекращается по причине отсутствия учеников[20]. Главными предметами в семинарии являлись: латинский язык, пиитика, риторика, философия и богословие.

В соответствии с изданным в 1798 году указом Святейшего Синода о введении в курс духовных семинарий медицины, в 1803 года в Псковской семинарии начали преподавать медицину для учеников богословия и философии. Первым преподавателем был назначен штаб-лекарь Фон дер Белин. Однако уже в 1805 году класс медицины был закрыт по причине отсутствия преподавателя[21].

Учащиеся набирались в семинарию консисторией, это были дети от семи лет и старше. Проводилось что-то наподобие вступительных экзаменов. Затем «годные» оставлялись, а не поступившие отпускались «под расписку для обучения в домы родителей»[22]. Родители с неохотой отдавали своих детей для обучения, да и сами дети не горели особым желанием учиться, например, в 1744 году из 242 учеников из семинарии сбежало 60, которых так и не смогли отыскать[23]. Такая нелюбовь к учёбе объясняется суровостью семинарской жизни: семинаристов жестоко наказывали розгами, в среде учащихся была высокая смертность, с 1730 по 1738 гг. умерло 10 учеников, в 1739 году – трое. Неспособных к учебе отдавали в солдаты, с 1730 по 1738 гг. более 30 человек были отданы на военную службу[24]. Наименьшее количество учащихся было в 1779 г. – 111 человек, наибольшее в 1808 г. – 525 человек[25].

Епископ Стефан (Калиновский) в 1742 году «выставлял на вид консистории», что по ее небрежению мало находится учеников в латинском классе, а некоторые учились азбуке по три года, а часослову семь лет. Через три года владыка отмечал, что учащиеся плохо владеют русским и латинским языками, поэтому консистория отправила запрос в семинарию. Один из преподавателей отвечал на запрос консистории следующее: «Почему обучающиеся и обучавшиеся в латинских школах худо пишут по-русски и по-латински и кто к тому причина, я не знаю, потому что до меня так было. Впрочем, исправления ожидать можно, потому что отец Префект, с самого поступления моего на службу не переводит из класса в класс того, кто не хорошо пишет»[26]. В 1756 году семинария находилась в крайнем упадке. В трех высших классах не было ни одного ученика. Консистория такой упадок семинарии объясняла следующим: болезнью ректора и префекта; тем, что в высших классах много неспособных и великовозрастных; тем, что по указу 1755 года свободные места в епархии должны были замещаться учащимися, поэтому всех учеников высших классов уволили на места[27].

Успехи учеников оценивались следующим образом: цифирные оценки не выставлялись, а в «Ведомости Псковской семинарии об учителях и учениках за 1790 год» напротив фамилий учеников стоят следующие указания: отлично, справляется, неудовлетворительно. Так из 157 учеников: 24 имели оценку «отлично», 99 справлялись, а 28 имели неудовлетворительный балл[28].

Занятия в семинарии начинались в 9 часов утра. К этому времени в классы должны были собраться все ученики как казеннокоштные, так и своекоштные. Семинаристы разделялись на своекоштных и казеннокоштных, первые жили вне семинарии, питались за свой счёт, последних содержало государство. Таковых в конце XVIII в. было около 40 человек. В 1799 году казеннокоштных семинаристов разделили на «больших» и «малых». На «больших» выделялось по 35 рублей в год, на «малых» – 30 рублей. Впервые содержание от казны семинария получила в 1768 году, оно составляло всего 816 рублей. Со временем содержание семинарии растет и в 1797 году достигает 3500 рублей, а в 1807 году – 7000 рублей, из которых 2300 рублей выделялись на содержание казеннокоштных воспитанников[29]. Одежда казеннокоштных семинаристов XVIII в. была скромной. Она выдавалась на три года и состояла из нижнего платья (рубашка, подштанники) и верхнего платья (зимнего и летнего). Для зимы выдавали сапоги с чулками, шапки, рукавицы, овчинные шубы, а для лета: башмаки с чулками, суконные кафтаны и кушаки. Кроватей и тюфяков казеннокоштным семинаристам не полагалось, спали на скамьях с войлочными подстилками.

Что касается питания, то каждому ученику на неделю выдавалось 14 фунтовхлеба. Для выпечки хлеба и приготовления кваса покупалась рожь, которую мололи сами учащиеся. Вместо мяса закупали скот, который свежевали в семинарии. В воскресные и праздничные дни обеды семинаристов состояли из двух блюд: студня или холодной говядины и щей с мясом, в постные дни готовили щи с сухими снетками и кашу. Однако два блюда подавалось только для «больших» учеников, а для «малых» лишь одно. Посуда, которой пользовались семинаристы, была деревянной. Казеннокоштным ученикам так же выдавались книги, бумага и чернила[30].

14 мая 1780 года в Псков прибыла императрица Екатерина II. На следующий день императрица «изволила иметь выезд для обозрения города», во время которого посетила Псковскую семинарию. Семинаристы приветствовали государыню торжественными речами на разных языках, а ректор и префект в конце посещения были допущены к руке. В завершении визита императрица пожертвовала на семинарию 500 рублей[31].

Таким образом, в XVIII в. уровень образования в Псковской Духовной семинарии был невысок. Архиепископ Псковский и Рижский Иннокентий (Нечаев) отмечал, что часть священнослужителей, совершая Таины, не понимает их значения. «Как слепой может показать прямой путь другому, как сам не знающий может научить иного…»[32], – упрекал он пастырей своей епархии. Одной из главных причин столь низкого образовательного уровня духовенства было неудовлетворительное состояние духовных учебных заведении России того времени. Комиссия церковных имений 1762 года отмечала следующие проблемы в системе духовного образования: бедное содержание семинарий; незначительное количество обучающихся в них «достойных и надежных» семинаристов; недостаточный уровень подготовки учителей латинского и греческого языка; отсутствие в программе обучения «философских и нравоучительных наук»; церковной и гражданской истории, географии; принудительный порядок набора в семинарию. По мнению протоиерея Владислава Цыпина так же значительным недостатком духовного образования было «отсутствие общей системы, единого руководства», зависимость семинарий исключительно от правящего архиерея[33].

После издания в 1814 году «Устава духовных семинарий» Псковская семинария вступила в новый период своего существования. Новый Устав имел своей целью устранение недостатков прежней дореформенной школы и отделение высшего богословского образования от среднего и низшего. Семинария становится учебным заведением среднего звена, с шестилетним обучением. Семинарский курс распределялся следующим образом: два года назначались для словесных наук, к которым присоединялась всеобщая история; два года для философских наук с присоединением к ним математики и физики и два года для богословских наук, к которым присоединялась церковная история. По основным направлениям три семинарских курса назывались: богословием, философией и словесностью или риторикой[34]. В XVIII в. значительная роль в управлении семинарией принадлежала правящим архиереям. После реформы 1814 года права их были ограничены. За правящим архиереем было сохранено право наблюдать за соблюдением Устава, преподаванием, формированием семинарского правления и выбор кандидатуры ректора. Многие важные вопросы учебного, воспитательного и экономического характера в сфере духовного образования рассматривались отныне в Петербурге «Комиссией Духовных Училищ». Кроме того, учреждались четыре духовно-учебных округа. Семинарии были подчинены Духовным академиям своего округа. Псковская духовная семинария стала подчиняться Санкт-Петербургской Духовной академии. В Академиях учреждались «Внешние Академические Правления», следившие за учебно-воспитательным процессом, проводившие ревизии семинарий. Внешние Академические Правления являлись связующим звеном между «Комиссией Духовных Училищ» и семинариями.

В рассматриваемый период Псковская семинария трижды обозревалась ревизорами. Первый раз, в 1817 году, архиепископом Евгением (Болхови-тиновым), второй раз – священником Герасимом Павским, спустя два года после первой ревизии, и третий раз, в 1825 году, ревизионную проверку проводил архимандрит Гавриил (Воскресенский). В делопроизводстве семинарии ревизоры «каких-либо опущений не нашли», во всем по их отзывам была соблюдена «вся точность и опрятность»[35]. Об успехах учащихся архиепископ Евгений писал, что они соответствуют оценкам, выставленным в ведомостях. Также владыка отмечал, что «лучшие успехи замечены» среди учеников исторического и философского классов[36]. По отзыву отца Герасима Павского ответы учащихся богословского класса не совсем удовлетворительны из-за слабой успеваемости самих учеников, неполучивших с самого начала «хорошего запасу». Семинаристы философского класса очень хорошо владели терминологией, но лишь немногие из них смогли проникнуть в «дух философии». Знания учеников в области церковной истории и еврейского языка были оценены как «достаточны», на мой взгляд, такая оценка со стороны отца Герасима, особенно касательно еврейского языка, многого стоит. А вот знания греческого, французского и немецкого были найдены ревизором «не в цветущем состоянии» из-за недостаточного количества учебных пособий и преподавателя Анисима Баркова «ничем хорошим себя не зарекомендовав-шим»[37]. Что касается бытовых условий семинаристов, то они были, по свидетельству владыки Евгения, «порядочными». Питанием ученики были довольны, но ощущался недостаток белья и мебели, в классах и жилых помещениях. Своекоштные учащиеся находились под строгим надзором, а казеннокоштные, проживали в общежитии «не тесно». Здания семинарии требовали ремонта. Не было должного порядка в библиотеке: отсутствовал каталог книг, ощущалась острая нехватка учебных пособий. К 1817 году недостатки в библиотеке были устранены.

В адрес двух преподавателей: священника Владимира Казанского и протоиерея Григория Белогородского, архиепископ Евгений высказал ряд замечаний. Первый не посещал занятий более полугода из-за тяжелой болезни, второй преподаватель совмещал одновременно пять должностей и тоже часто болел. Поэтому священник Владимир Казанский был уволен по состоянию здоровья, а протоиерей Григорий Белогородский должен был отказаться от одной из занимаемых им должностей[38].

В 20-ые года XIX в. число учащихся не превышало 160 человек. Так в 1822–1823 учебном году в семинарии числилось 144 ученика, из них: 25 человек богословском классе, 37 в философском и 82 в риторическом. Возраст учащихся колебался: в богословии – между 20-24 годами, в философии – между 17-22, в риторике – между 15-21. Семинаристы богословского класса по успехам в учебе и поведению были оценены следующими указаниями: отлично и очень хорошо. По первому разряду семинарию закончили 8 человек, по второму – 11, по третьему – 6[39]. Двое из выпускников: Николай Ладинский и Дмитрий Меньшиков, поступили в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, пятеро были оставлены преподавателями при семинарии. Остальные выпускники приняли сан и были отправлены на приходское служение.

При ректоре архимандрите Иерониме (1821 – 1823) в семинарии был обнаружен ряд серьезных нарушений. Перед Рождеством 1823 года не были проведены экзамены, после Богоявления в течении недели не было лекций, т.к. ученики не вернулись с каникул. Ректор не появлялся на службе в течение нескольких месяцев, отсутствовали финансовые отчеты за 1822, 1823 года. Об этом по распоряжению правящего архиерея было сообщено в Синод. В результате правлению семинарии был сделан строжайший выговор, ректор архимандрит Иероним уволен от занимаемой должности, а на его место назначен ректор Могилевской семинарии архимандрит Мелетий[40].

Надзор за поведением семинаристов осуществлял инспектор. В 30-ых годах XIX века в семинариях появилась штатная единица помощника инспектора. Хозяйственной частью заведовал эконом. Число преподавателей в это время не превышало семи человек. Должность ректора и профессора богословия с 1824-1825 гг. занимал архимандрит Иннокентий (Сельно‑Кринов). По отзыву архимандрита Гавриила (Воскресенского), проводившего ревизию семинарии в 1825 году, ректор был «ревностен, благоразумен, кроток и вообще к прохождению должностей весьма благонадежен»[41]. Инспектор и одновременно профессор философии, и преподаватель греческого языка иеромонах Феодосий напротив был удостоен отнюдь не лестной характеристики «ленив в преподавании и в прохождении инспекторской должности, строптив, горяч, в поведении неблагоразумен»[42]. Учителями в это время были: иеромонах Матфей, преподававший церковную историю и еврейский язык, и занимавший должность инспектора с 1821-1823 гг., еще до иеромонаха Феодосия, гражданскую историю и немецкий язык вел Михаил Кунинский – создатель семинарского архива, словесность и французский язык преподавал Иван Меморанский, занимавший также и должность библиотекаря. Профессором математики был протоиерей Григорий Белогородский[43]. Поведение учеников ревизором архимандритом Гавриилом было оценено как безнравственное, зачастую о проступках учащихся семинарское правление узнавало от полиции. Учебная часть получила характеристику «удовлетворительно». Студенты богословского класса Иван Бутырский, Никифор Левитский и Иван Городецкий, показавшие прекрасные способности, были рекомендованы архимандритом Гавриилом к поступлению в Санкт-Петербургскую духовную семинарию, в которой он являлся инспектором. Что касается библиотеки, то в ней было достаточное количество книг, около 2 тысяч, лишь несколько книг было утеряно по вине библиотекаря священника Михаила Вревского, и отсутствовал старый каталог[44].

Благодаря реформе 1814 года заметно вырос уровень духовного образования. Постепенно произошел переход в академическом и семинарском образовании на русский язык, увеличилось финансирование учебных заведений духовного ведомства. Однако не все задуманное было проведено в жизнь.

Новый этап наступил в истории Псковской семинарии после реформы духовных школ 1839 года, проведенной обер-прокурором Святейшего Синода графом Н.А. Протасовым. Обер-прокурор стремился изменить образовательно-культурный уровень духовных школ, который, по его мнению, не соответствовал потребностям церковной жизни. Согласно новым правилам, введенным в 1840 году, сокращалось количество часов, отведенных на философские предметы, из которых оставались в программе лишь логика и психология. Дополнительно вводились патрология, основы медицины, сельское хозяйство, в отдельных семинариях иконописание и инороднические языки. Было усилено преподавание исторических дисциплин[45]. Вместо Комиссии духовных училищ учреждалось Духовно-учебное управление, подчиненное непосредственно обер-прокурору.

В 1842 году в Псковской семинарии по инициативе правящего архиерея Нафанаила (Павловского) и его викария епископа Рижского Филарета (Гумилевского) были открыты классы эстонского и латышского языков для подготовки пастырей в православных приходах Остзейского края. Тогда на территории этого края находилось 11 приходов и около 8 тысяч верующих, но русским языком, по свидетельству владыки Нафанаила, в основном владели только «отцы семейств». Преосвященный Филарет сообщал обер-прокурору графу Протасову, что, по словам окружного таможенного начальника генерала Гессе, многие эсты и латыши, вступая в брак с православными, воспитывали своих детей все таки в католичестве или лютеранстве; старики и старухи причащались «у тех же пасторов». Главная причина таких нарушений, по мнению генерала Гессе, заключалась в том, что православные священники Остзейского края не знали местных языков. Поэтому Духовно-учебное Управление по распоряжению графа Протасова запросило Псковскую семинарию, имеются ли возможности для открытия классов эстонского и латышского языков и есть ли преподаватели этих языков. Правление семинарии ответило, что открытие классов упомянутых языков «при каком-либо из уездных училищ не представляет столь очевидной надежды к достижению цели начальственных предположений, сколь открытие онаго при семинарии»[46]. Тем более что «воспитанники семинарии возрастнее учеников училища и с большим разумением», поэтому и в изучении языков они будут успешнее. Преподавание данных языков, по мнению правления, должно было проходить наравне с французским, еврейским и немецким языками. В отношении преподавателей архиепископ Нафанаил писал, что знающих латышский язык священнослужителей нет. Эстонским языком владели несколько священников Псковского уезда: Тайловский, Устинский и Верхоустинский, знавший его лучше остальных. Однако священник Верхоустинский, не отказываясь от должности учителя, просил дать ему место в Пскове. Поэтому владыка Нафанаил, учитывая требования священника и его малообразованность, просил назначить преподавателем его брата, в то время учившегося в семинарии, и тоже владевшего эстонским языком, с условием, что последний для изучения грамматики языка будет отправлен в Дерпт к учителю Лупину. Но граф Протасов высказал пожелание, чтобы на первых порах преподавателем был священник Верхоустинский, а не его брат. Согласно определению Синода от 15 августа 1842 г. в Псковской семинарии открывались классы латышского и эстонского языков. Преподавателям этих дисциплин был назначен оклад в размере 321 рубля 75 копеек серебром[47]. Первыми учителями были канцелярский служитель Псковского уездного суда Александр Иванович Горш, преподававший эстонский, и выпускник Дерптского университета сын пастора Эдуард Розенберг, преподававший латышский язык[48]. Уже в 1849 г. латышскому языку обучался 51 человек, а эстонскому 33 человека. Успехи учащихся в изучении этих языков были оценены как «весьма хорошие»[49].

С 1847 г. в семинариях вводится преподавание «землемерия и практической геометрии», а затем естествознания и сельского хозяйства[50]. Поэтому в 14 семинариях, в том числе и в Псковской, проводились «агрономические запашки и посадки на грядах хлебных и других растений»[51]. Несколько воспитанников Псковской семинарии были направлены для обучения в Удельное Земледельческое Училище. Каждый из них после завершения учебы «исполняя, прежде всего обязанности приходского священника» должен был завести образцовую ферму, на устройство которой каждому из выпускников выдавалось до 300 рублей и необходимое количество земледельческого инвентаря. Епархиальному начальству было предписано направлять выпускников Училища на лучшие сельские приходы.

В связи с введением преподавания медицины при семинарии была открыта «домашняя аптека», для ознакомления учащихся с приготовлением лекарственных препаратов из «самых употребительных местных трав»[52].

В указанный период в Псковской семинарии преподавалось более двадцати предметов. С 1858 года из программы всех семинарий была изъята геодезия и сокращено преподавание естествознания. В 1865 году в семинариях отменили изучение медицины, естествознания и сельского хозяйства, но повысили требования к знанию древних языков и ввели в учебный план педагогику[53].

В 1845 гг. Псковскую семинарию по второму разряду окончил Иван Тимофеевич Беллавин, в будущем отец патриарха Тихона.[54]

14 мая 1867 года был принят новый Устав духовных училищ и семинарий, предусматривавший новое устройство управления духовными школами. Теперь оно сосредоточивалось в Учебном комитете при Святейшем Синоде, вместо прежнего Духовно-учебного управления, подчиненного обер-прокурору. Упразднялись академические учебные округа. Внутренняя администрация духовных школ строилась на началах широкой коллегиальности и самоуправления. Семинарии и духовные училища теперь возглавлялись правлениями, состоявшими из преподавателей и выборных представителей местного духовенства. Педагогическим корпорациям предоставлялось право выбора ректоров и инспекторов[55].

Согласно новому уставу главной задачей семинарии было «приготовление юношества к служению Церкви»[56]. В семинарии стали принимать молодых людей православного исповедания из всех сословий, но дети духовенства при поступлении пользовались преимуществами. Число учащихся определялось Святейшим Синодом, но так же разрешалось открывать дополнительные учебные места, при условии, что «будут изысканы местные, независимо от состоящих в распоряжении Святейшего Синода, средства»[57]. Обучение в семинариях было бесплатным.

Ректор семинарии назначался из лиц с ученой степенью доктора или магистра богословия в сане архимандрита или протоиерея; при необходимости в соответствующий сан кандидат в ректоры возводился в момент назначения. В обязанности ректора входил надзор за обучением, воспитанием и ведением хозяйства в семинарии, при этом он не имел права занимать никакой другой должности.

Инспектором мог быть назначен только магистр богословия, при чем он мог не состоять в духовном сане. Кандидаты на должность ректора и инспектора избирались Правлением семинарии на общем собрании, затем предоставлялись на одобрение правящему архиерею. В случае несогласия с выбором Правления, владыка мог предложить своего кандидата, после этого он сообщал кандидатуры Синоду, который утверждал одну из кандидатур. Но за Синодом сохранялось право назначения «иного лица» по своему усмотрению[58].

Ректор был председателем правления, состоявшего из педагогического и распорядительного собраний. В педагогическом собрании под председательством ректора принимали участие: инспектор, семь преподавателей, избранных на общем учительском собрании и три представителя духовенства епархии, которые выбирались сроком на шесть лет епархиальными съездами и утверждались епископом. Педагогическое собрание проводилось раз в месяц и занималось учебно-воспитательными вопросами. В распорядительное собрание входили, кроме ректора и инспектора, один преподаватель и два духовных лица, выбранных на три года. Оно проводилось раз в неделю и занималось только хозяйственными вопросами. Все решения принимались большинством голосов[59].

Поступить в семинарию могли юноши в возрасте от 14 до 16 лет, обучавшиеся в учебных заведениях или получившие домашнее образование. Поступающие предварительно осматривались семинарским врачем, который письменно доносил Правлению, кто из осмотренных им и почему не может быть принят. Учащиеся на протяжении шести лет изучали следующие предметы:

1) изъяснение Священного Писания;
2) словесность с историей литературы;
3) основное, догматическое и нравственное богословие;
4) практическое руководство для пастырей;
5) гомилетику;
6) литургику;
7) церковную историю и историю Российской церкви;
8) историю всеобщую и русскую;
9) математику и физику;
10) дидактику, логику и психологию;
11) обзор философских учений и педагогику;
12) языки: латынь, греческий (а так же чтение отцов Церкви по-гречески), французский и немецкий.

Преподавание древнееврейского языка, церковного пения, иконописания и гимнастики «полагалось вне классного времени»[60]. Воспитание, согласно Уставу, должно было осуществляться в духе Православной Церкви. Ученики обязаны были посещать богослужения, ежегодно причащаться и соблюдать предписанные Церковью посты. В общежитиях казеннокоштные учащиеся находились на полном пансионе, тогда как остальные должны были вносить плату, которая устанавливалась правлением и в зависимости от местных условий в разных семинариях была весьма различной[61].

В 1868 г. Псковская семинария была преобразована согласно новому Уставу, а через два года была проведена ее ревизия. Ревизор отметил улучшение в знаниях учеников по гражданской истории, обзору философских учений, французскому, немецкому и греческому языку. По гражданской истории при основательном знании событий учащиеся были хорошо знакомы «со всеми историческими местностями». Возвышению успехов по новым языкам способствовало, по мнению ревизора, приглашение опытных преподавателей из местной гимназии. На уроках греческого языка ученики свободно переводили с греческого на русский и с русского на греческий[62]. С 1868 г. в Псковской семинарии вводится гимнастика. Для проведения занятий приобрели гимнастические приборы и приглашены преподаватели. При семинарии была устроена больница с постоянным врачебным персоналом, а для ухода за больными наняли фельдшера. По отзыву ревизора пища в столовой была доброкачественной и в достаточном количестве[63].

В это же время в Псковской семинарии была учреждена стипендия имени Высокопреосвященного Евгения (Баженова), архиепископа Псковского и Порховского на проценты, с завещанного им капитала в размере 3000 рублей[64]. Число учащихся в этот период было различным. Например, в 1867 году в семинарии обучалось 283 ученика, причем казеннокоштных было 149 человека, а своекоштных – 134 человека[65], в 1875 году – 186 (пользующихся пособием – 132, своекоштных – 54)[66], в 1883 году – 211(казеннокоштных – 107, пользующихся пособием – 90, своекоштных – 14)[67].

В Псковской семинарии с 1878 по 1884 гг. учился будущий Всероссийский Патриарх Тихон, а тогда еще просто семинарист Василий Беллавин. Однокашники с уважением относились к истинно религиозному, высокорослому, белокурому, с ласковым и приветливым характером пареньку. Василий в отличие от многих не имел полупрезрительной клички, а получил шутливо-уважительное прозвище «архиерей». По воспоминаниям товарищей у Васи-архиерея была хорошая шуба. И некоторые из них, кто победнее, постоянно просили ее на прокат: съездить к родным, пройтись в город. Поэтому не редко случались такие забавные случаи: смотрит кто-нибудь из семинаристов в окно и вдруг, увидев удаляющуюся фигуру в знакомой шубе, спрашивает:

– А куда это Вася пошел гулять?

На что товарищи ему довольно равнодушно отвечали:
– Никуда он не пошел… Вон – сидит, уроки учит…
– А!.. Так это шуба его гуляет.

Василий Беллавин был гордостью семинарии, окончив ее в 1884 году на «отлично» и поступив в Санкт-Петербургскую духовную академию. Многие однокашники будущего патриарха запомнили его блистательные ответы на уроках, особенно по догматическому богословию, удивлялись и его необычайной филологической памяти[68].

Нужно сказать, что уже тогда в программу семинарии была включена гимнастика. Вероятнее всего, учителем гимнастики у Василия Беллавина был Францев Николай, преподававший с 1882 по 1883 гг.[69] Приобретенную в семинарии привычку каждое утро начинать с гимнастики, патриарх сохранит на протяжении всей своей жизни. Уже, будучи 57 лет отроду и находясь в заточении в Донском монастыре, патриарх ежедневно просыпался в шесть утра, выходил на площадку и, обнаженный по пояс, делал гимнастику. Затем тщательно умывался, долго молился и лишь после этого завтракал[70].

В 1888 году со степенью кандидата богословия за сочинение «Кенэль и отношение его к янсенизму» В.И. Беллавин вернулся в Псковскую семинарию, где ему поручили преподавать основное, догматическое и нравственное богословие, а также французский язык. Поселился он в мезонине деревянного домика в тихом переулке возле храма святителя Николая, рядом с семинарией. По воспоминаниям ученика будущего патриарха Бориса Царевского от Василия Ивановича, несмотря на его ум и образованность, веяло теплом и добродушием, он был весьма общительным и веселого нрава[71].

14 декабря 1891 года, в субботу, за всенощным бдением в домовой церкви Трех Святителей Псковской Духовной семинарии было назначено пострижение в монашество двадцатишестилетнего В. И. Беллавина. На монашеский постриг, нечастый в губернии, да еще над преподавателем семинарии, бывшим ее воспитанником, над человеком, которого многие хорошо знали, собрался, чуть ли не весь город. Опасаясь, выдержат ли перекрытия тяжесть народа (храм располагался на втором этаже главного корпуса), специально подпирали бревнами потолки в помещениях первого этажа[72].

Архимандрит Иеремия (Лебедев), отец которого протоиерей Алексей Лебедев был ректором Псковской семинарии с 1885 по 1904 гг., вспоминал, что служебная квартира отца находилась в главном корпусе. И вот однажды поздно вечером, они дети, будучи уже отосланы спать, встали с постели и побежали босиком, в ночных рубашках к закрытым дверям их домовой семинарской церкви, чтобы хотя бы в щелочку посмотреть, как постригают в монахи любимого всеми молодого преподавателя – Василия Ивановича Беллавина[73].

Постригаемый стоял в притворе. После великого славословия, во время пения «Святый Боже», монашествующие вышли за ним из алтаря. Обряд пострижения был совершен епископом Гермогеном (Добронравовым), управлявшим Псковской епархией с 1885 по 1893 гг. В постриге Василий Беллавин получил имя Тихона, в честь святителя Тихона Задонского, чудотворца и великого учителя иночества. На следующий день 15 декабря в кафедральном Троицком соборе Пскова монах Тихонбыл рукоположен в сан диакона, а 22 декабря в иеромонаха. Через два с половиной месяца иеромонах Тихон, определением Святейшего Синода, был назначен инспектором Холмской Духовной семинарии[74].

О том, что будущий патриарх никогда не терял связи с родным Псковом свидетельствует его письмо от 19 октября1900 г.: «В правление Псковской Духовной семинарии: в благодарную память о Псковской Духовной семинарии, где я обучался (1878-1884 гг.), а потом был и учителем (1888-1892 гг.), честь имею при сем препроводить в правление семинарии банковый чек на две тысячи пятьсот рублей с тем, чтобы на проценты с оных была учреждена при семинарии стипендия моего имени.

Я желал бы, чтобы стипендиат был духовного звания, сирота или сын бедных родителей, чтобы отличался благонравием, не был лишаем стипендии в случае оставления в каком-либо классе на повторительный курс по болезни или неразвитости, а не по лености, и чтобы по окончании образования служил по духовному ведомству. Подробная выработка положения о стипендии и зачисление на оную предоставляется правлению семинарии с утверждения епархиального Преосвященного.

О получении банковского чека покорнейше прошу почтить меня уведомлением.

Епископ Тихон. г. Сан-Франциско, 19 октября 1900 г.»[75]

На прошение владыки Тихона Святейший Синод наложил следующую резолюцию: «Согласно ходатайству Вашего Преосвященства, Святейший Синод определяет: учредить при Псковской Духовной семинарии стипендию имени Преосвященного Тихона (Беллавина), Епископа Алеутского и Северо-Американского, на проценты с пожертвованного им капитала в две тысячи пятьсот рублей на вышеизложенных основаниях; о чем для зависящих распоряжений послать Вашему Преосвященству указ. Февраля 24 дня 1901 г.»[76]

В Псковской семинарии также учились два родных брата патриарха Тихона. Старший Павел, выпустившийся в 1877 году, за год до поступления Василия, и младший Михаил, учившийся с 1888 по 1892 гг., но после четвертого класса он перешел в Холмскую семинарию, где его брат был уже ректором[77].

22 августа 1884 г. император Александр III подписал новый Устав Духовных семинарий. По сравнению с Уставом 1867 года в нем значительно расширены полномочия епархиальных архиереев по отношению к семинариям. Подтверждается уже осуществленная в конце 70-х годов отмена выборности ректоров. Инспектор при действии Устава 1884 года также не избирается, а назначается Святейшим Синодом. Члены педагогического собрания из числа духовенства, до тех пор избиравшиеся утверждаются епархиальным архиереем. В учебную программу вводятся новые предметы: библейская история, история русского раскола. В курсе философии сохраняются логика и психология, а обзор философских учений и педагогика заменяются основами и краткой историей философии и дидактикой. Количество часов на русскую литературу увеличивается за счет философии, математики и древних языков. Изучение новых языков становится факультативным. Усиливается преподавание церковного пения, вводится должность семинарского духовника[78].

Уровень преподавания в семинарии в это время, вероятно, мало отличался от уровня большинства других епархиальных семинарий. Учебная программа была общероссийской, большинство преподавателей было в мирском чине, многие из них посвятили всю свою трудовую жизнь духовной школе. Так в 1903 году в Псковской семинарии было 13 преподавателей, лишь трое из них находились в священном сане: преподаватель церковного пения – священник Константин Ковалевский, учитель общей и русской истории – протоиерей Михаил Лавровский и иеромонах Алексий (Баженов), преподававший обличительное богословие и историю русского раскола. Преподаватели в основном являлись выпускниками Санкт-Петербургской и Киевской Духовных академий. Они, как и все чиновники в России, получали очередные степени по табелю о рангах, награждались орденами по представлению правления семинарии, утвержденному епархиальным архиереем. Среди учителей Псковской семинарии были даже статские советники,[79]. В это время при Псковской семинарии уже существуют воскресная и образцовая школа, открытая согласно Уставу1884 г.

Число учащихся в этот период редко превышало 250 человек. Например, в 1893 году в семинарии обучалось 229 учеников, причем 11 из них были детьми дворян и чиновников, а 197 – детьми духовенства[80], в 1905 году – 258, в 1906 – 234, в 1907 – 232[81], в 1910 – 248, в 1914 – 246, в 1917 году – 240 человек[82]. По сравнению с 60-ми годами XIX в. число учащихся уменьшилось вдвое, так в 1863 году обучалось 378 учеников. Ежегодно из семинарии, в среднем, выпускалось 20-30 человек. Из 23 выпускников 1907 года: 12 окончили семинарию по первому разряду, 11 – по второму. Двое были рекомендованы к поступлению в духовные академии: Сватков Михаил в Санкт-Петербургскую, Троицкий Евгений – Киевскую[83]. В 1913 г. семинарию окончило 16 человек: 4 по первому разряду и 12 – по второму[84]. Выпуск 1914 г. насчитывал 20 человек: 11 из них окончили духовную школу по первому разряду, а 9 – по второму[85].

С 1906 г. в Псковской семинарии был открыт кружок «иконописания с живописью и рисованием»[86]. Впоследствии живописными работами учеников была украшена семинарская церковь и несколько икон были написаны для иконостаса вновь устроенной церкви в Псковской епархии[87]. Кружок музыки в семинарии открылся также в 1906 году, и на его базе в скором времени был создан семинарский оркестр[88].

Из отчета обер-прокурора Святейшего Синода за 1914 год видно, что преподавание богословских предметов в Псковской семинарии сопровождалось чтением первоисточников святоотеческой литературы. На уроках истории Русской Церкви особое внимание обращалось на ознакомление учащихся с «замечательными событиями и достопамятными лицами» местного края. Много времени уделялось внеклассному чтению, которое было поставлено под личное наблюдение классных наставников[89]. Что касается материального содержания семинарии, то в 1905 г. оно составляло 51 тыс. руб. 58 коп., при чем 6,661 руб. из этой суммы составляли средства епархии. В среднем на каждого воспитанника затрачивалось около 198 руб., со временем эта цифра растет и в 1906 году достигает 207 руб., а в 1907 году – 277 руб.[90]

О поведении семинаристов мы узнаем из Инспекторского журнала. В их среде, к сожалению, было распространено курение и игра в карты: «Ученик первого класса Цветков Александркурил папиросу в классе, за книжным шкафом…», «ученик второго класса Белявский Александр курил, в 9 часов вечера, перед началом вечерней молитвы…», «ученик первого класса Просовецкий Дмитрий играл с некоторыми из товарищей в карты, перед обедом на зажигательные спички…», «Невлянинов Иван пятый класс, Быстров Иван четвертый класс и другие в начале третьего часа дня, играли в столовой в карты. От игравших отобрали две колоды карт…»[91] Наказывали семинаристов за эти проступки снижением балла по поведению до «трех» и лишением каникул.

Особо строгие меры наказания применялись к тем, кто являлся в расположение духовной школы в нетрезвом виде. Так ученик шестого класса Колибедский Николай за это был посажен на три дня в карцер[92]. О таком поведении Колибедского помощнику инспектора Александру Горскому сообщил семинарский дворник Адам. Иногда и менее серьезные нарушения наказывались с излишней строгостью. Например, Меньшикову Ивану, написавшему и тайно передавшему письмо своей родственнице, воспитаннице Епархиального училища, был сделан строгий выговор с приличным вразумлением и снижен балл по поведению до «трех», несмотря на то, что в содержании письма не оказалось ничего предосудительного. Королинский Адриан, спавший во время вечерней молитвы, в классе, сидя на парте, был лишен каникул.

Некоторые записи помощника инспектора невозможно читать без улыбки: «Климский Михаил, непристойно вел себя в церкви, во время всенощного бдения, стоял, нагнувшись, тягал из головы волосы и крутил их в руках…», «ученик первого класса Щекин Александр скрывался в дверной коробке во время утренней молитвы…», «ученик шестого класса Вышегородский Александр возвращался из отпуска с подозрительным запахом изо рта…»[93]

Самое строгое наказание – исключение из семинарии – применили за учебный год один раз: «За выпивку в гостинице». Примечательно, что так сурово обошлись с воспитанником не столько из-за самого факта выпивки, сколько из-за того, что он обманул своих наставников, сочинив легенду о несуществующем дядюшке, который якобы напоил его на именинах. Ложь в семинарии почиталась большим пороком[94].

Несколько раз в год семинаристы были обязаны исполнить «христианский долг исповеди и причастия Святых Таин». На первой седмицы Великого поста 1892 года, из общего числа – 224 воспитанников, 212 человек исполнили этот долг в семинарской церкви, а 7 – в приходских храмах. Причем в подтверждение этого последние предоставляли свидетельства, заверенные подписями священников, у которых они исповедовались и причащались[95].

Вступительные экзамены в семинарию проводились с 17 по 25 августа. Абитуриенты писали диктант и сдавали экзамены по следующим предметам: греческий и латинский язык, география, арифметика, русский язык (устно), церковное пение. 27-28 августа проходило педагогическое собрание, зачитывались списки поступивших, и 31 августа служился молебен на начало учения и семинаристы приступали к учебе[96].

По воспоминаниям митрополита Евлогия (Георгиевского): «К вере и церкви семинаристы относились, в общем, довольно равнодушно, а иногда и вызывающе небрежно. Такие нравы объяснялись беспризорностью, в которой молодежь пребывала, той полной свободой, которой она злоупотребляла, и, конечно, отсутствием благотворного воспитательного влияния учителей и начальствующих лиц. Начальство было не хорошее и не плохое, просто оно было далеко от нас»[97]. Конечно, владыка Евлогий писал это о Тульской семинарии, выпускником которой он был, но недостатки, перечисленные им, на мой взгляд, к началу XX столетия становятся характерными чертами многих духовных школ. И именно они стали одной из причин, последующих печальных событий.

25 января 1905 года ректором Псковской Духовной семинарии вместо уволенного по собственному прошению архимандрита Бориса (Шипулина) назначается архимандрит Никодим(Кротков), будущий священномученик[98]. Время ректорства отца Никодима было самым тяжелым в истории семинарии, государственные потрясения не обошли стороной и духовную школу, многие из семинаристов поддержали революционные выступления 1905-1907 гг. В этот же не простой период с 1904 по 1906 гг. инспектором семинарии и преподавателем Нового Завета был иеромонах Алексий (Симанский). Впоследствии Святейший Патриарх так вспоминал об этом: «Должность инспектора семинарии довольно сложная и беспокойная, в сущности говоря, на нем лежит вся хозяйственная и воспитательская сторона. Ему приходится ежедневно с самого раннего утра и до позднего вечера, когда семинаристы отправляются на ночлег, быть на ногах»[99].

Два года работы иеромонаха Алексия инспектором пришлись на время первой русской революции, воспитанники выступали с политическими требованиями, устраивали забастовки и демонстрации. Ситуацию осложнял раскол среди преподавателей, которые подчас забывали о своих служебных обязанностях и увлекались политической агитацией[100]. По словам священника М. Князевского: «Наше юношество… внесло красное знамя политической борьбы внутрь духовной школы и объявило забастовку, сначала в октябре под предлогом добиться скорейшей реформы семинарии, а теперь 1 мая ради солидарности с рабочим пролетариатом…» Зачастую эти выступления учащихся сопровождались «дерзкими выходками грубости и варварства, как бросание в окна квартир камней, обливанием серной кислотой, употреблением насилия», так семинаристы, встретив погребальную процессию «с крестом и причтов в церковном облачении» не только не сняли головных уборов, но и «нарушали священное пение, пением иного характера»[101]. Епископ Псковский Алексий в 1911 году еще более резко высказался по поводу этих революционных событий: «Рассадники пастырства заявили себя неслыханным доселе кощунством. Дань времени, жертва Молоху революции принесена полная…», некоторые семинарские революционеры кричали: «Долой Самодержавие, долой начальство; все за одного и каждый за всех»[102]. В это время ректор и инспектор проявили исключительный такт и дипломатичность – им удалось сохранить в семинарии порядок и обеспечить учебный процесс. Но все же семинария была дважды закрываема: в октябре 1905 года и в мае 1906 года, когда семинаристы поголовно бойкотировали занятия. Однако, несмотря на это, архимандрит Никодим не принимал широких репрессий. В частной жизни он был скромным монахом, довольствовался самой простой обстановкой, отличался прямотой и искренностью характера, всегда и всем был доступен. Наверное, эти личные качества ректора сыграли не последнюю роль в успокоении бунтарей[103].

29 мая 1906 года в Псковской семинарии закончились занятия с учениками, не примкнувшими к первомайской забастовке. Учебный год закончился «репетиционными испытаниями», которые прошли вполне успешно. Из 25 человек пятого класса – 23 переведены были в шестой класс и только двое были отправлены на пересдачу; из числа учащихся других классов не сдали экзамены тоже лишь двое. В храме семинарии 30 мая был отслужен благодарственный молебен. В его служении приняли участие: ректор архимандритНикодим, инспектор иеромонах Алексий и соборный протоиерей М. Лавровский. Перед началом молебна отец Никодим обратился к воспитанникам семинарии: «Приветствую вас, возлюбленные, с окончанием учебного года…Нынешний год был тревожный, мятежный год. Два раза он прерывался забастовками…которые предварялись совещаниями, спорами, убеждениями нередко принудительного характера…они лишали вас спокойствия духа, они развращали вас нравственно, приучая тратить попусту дорогое время…Честь и хвала вам дорогие юноши, что вы остались верными своему долгу среди всех препятствий…»[104]

Впоследствии ректор организовал среди семинаристов старших курсов кружок народных проповедников. Отец Никодим вместе с учащимися посещал накануне воскресных дней «Дом Трудолюбия», совершал там богослужение, а очередной член кружка произносил проповедь[105].

В эти же годы, с 1904 по 1906 гг., преподавателем гомилетики в Псковской семинарии был иеромонах Иувеналий (Масловский), будущий священномученик. Еще одна выдающаяся личность, имеющая отношение к семинарии, — священномученик Герман (Ряшенцев), родной брат епископа Варлаама (Ряшенцева), управлявшего Псковской епархией в 1923-1924 гг. С 1906 года иеромонах Герман преподавал в семинарии Священное Писание, а с 1907 по 1910 гг. был инспектором[106]. Именно отец Герман помогал епископу Феодору (Поздеевскому), настоятелю Даниилова монастыря, в составлении акафиста святому благоверному князю Даниилу Московскому[107].

Забастовка 17 российских семинарий не прошла незамеченной в Святейшем Синоде. В результате реформационной работы Учебного комитета при Синоде были введены изменения в учебную программу семинарий. Было усилено преподавание словесности, физико-математических и философских наук.

Несмотря на революционные потрясения, 13 ноября 1907 года в семинарии торжественно праздновалось 1500-летие со дня кончины святителя Иоанна Златоуста, т.к. домовый храм семинарии был освящен в честь трех святителей. Праздничное Богослужение возглавил настоятель Мирожского монастыря архимандрит Антоний, в 12 часов был совершен торжественный акт, на котором преподаватели семинарии М.И. Лавровский и иеромонах Герман (Ряшенцев) прочитали содержательные доклады, посвященные памяти великого отца Церкви. В заключении семинарским хором были исполнены концерт Бортнянского «Воспойте Господеви» и «Достойно есть»[108].

С 1908 года ректором Псковской семинарии становится протоиерей Александр Лепорский, возглавлявший семинарию до ее закрытия в 1918 году. В число преподавателей в это время входили известные в губернии и городе специалисты: догматическое и нравственное богословие преподавал протоиерей Александр Сергеевич Ляпустин, литургику – протоиерей Михаил Ипполитович Лавровский (отец известного впоследствии историка, профессора МГУ В.М. Лавровского), французский язык – Альфред Августович Барбье, церковное пение – Михаил Федорович Гривский, немецкий язык – Эрнст Вильгельмович Эйзеншмидт[109].

Во время I мировой войны Псковскую семинарию, как и другие духовные школы, начинает лихорадить. У государства не хватает денег на содержание семинарий, сокращаются учебные планы, так занятия начинаются с 1 октября, а заканчиваются уже в марте. Уже в 1915 году для нужд военного времени были взяты здания 28 семинарии, в том числе и Псковской[110]. В марте 1917 года Псковскую семинарию окончило 19 человек – последний выпуск перед закрытием духовной школы. Многие из них поступили на епархиальную службу, одни в священном сане, другие в должности псаломщиков[111]. В 20–30-ые гг. их фамилии заполнят списки репрессированных, причем большинство из них, списки расстрелянных.

Последнее известие в периодической печати о Псковской Духовной семинарии появилось в сентябрьском номере «Епархиальных ведомостей», где приводится расписание вступительных экзаменов. Объявление оканчивается следующими словами: «Молебен пред началом учебных занятий и выдача учебников имеют быть в воскресенье 1-го октября»[112]. В январе 1918 года Советское правительство издало декрет об отделении церкви от государства и школы от Церкви. Вскоре духовные учебные заведения были закрыты, в том числе и Псковская Духовная семинария.

Александр Сорокин
mpda.ru

[1] Князев А.С. Очерк истории Псковской семинарии от начала до преобразования ея по проекту 1814 года.-Санкт-Петербург, 1865.-С. 23.
[2] Псковская земля. История в лицах. «Сии бо люди крылати…» — Москва: Издательство Северный паломник, 2007.- С. 95.
[3] Князев А.С. Указ. Соч. – С.24.
[4] Смиречанский В., прот. История Псковской епархии IX-XVIII веков: историко-статистический сборник сведений / Псковская епархия ; под общ.ред. архимандрита Ермогена (Муртазова). – Псков : обл. тип., - 2010. – С. 288, 299.
[5] Сборник документов и материалов по истории Псковского края IX-XX вв. – Псков, 2000. – С.134.
[6] Псков: город – памятник. — Псков, 2004. – С.38 – 39.
[7] Смиречанский В., прот. Указ. соч. – С. 295.
[8] Знаменский П. Духовные школы в России до реформы 1808 года. – Казань, 1881. – С. 146-147.
[9] Там же. – С.318.
[10] Смиречанский В., прот. Указ. соч. – С. 318.
[11] Евгений (Болховитинов), митр. История княжества Псковского. / Сост. Н. Ф. Левин, Т.В. Круглова. – Псков : обл. типогр., 2009. – С. 255.
[12] Князев А. С. Указ.соч. – С.31.
[13] Псков в Российской европейской истории: Международная научная конференция: В 2 т. Т. 2. – М., МГУП, 2003. – С.16.
[14] Князев А. С. Указ. соч. – С.34.
[15] Там же. – С.87- 88.
[16]Гермоген (Серый) игум. История Тобольской Духовной семинарии с 1850-х годов до закрытия в 1918году. Дипломная работа. – Сергиев Посад, 2010. – С. 22.
[17] Знаменский П.В. История Русской Церкви. – М.: Изд. Крутицкого Патриаршего Подворья, 1996. – С.332.
[18] Евгений (Болховитинов), митр. Указ. соч. – С. 255.
[19] Князев А. С. Указ. соч. – С.26.
[20] Там же. – С. 47.
[21] Князев А. С. Указ. соч. – С. 50.
[22] Там же. – С.27.
[23] Там же. – С.29.
[24] Там же. – С.27.
[25] Там же. – С.67.
[26] Князев А. С. Указ. соч. – С.30.
[27] Там же. – С.31.
[28] Псков в Российской европейской истории. Указ. соч. – С.16.
[29] Князев А. С. Указ. соч. – С.90.
[30] Князев А. С. Указ. соч. – С.93 — 94.
[31] Псковские хроники. История края в документах и исследованиях. Выпуск 4. – Псков: Издательский дом «Стерх», 2004. – С.7.
[32] Псков в Российской европейской истории. Указ.соч. – С.15.
[33] Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви: Синодальный и новейший периоды / 2-е изд., перераб. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2006, — С.107.
[34] Цыпин В., прот. Указ.соч. — С.195 – 196.
[35] Лебедев М. Е. К истории Псковской Духовной Семинарии//ПЕВ. – 1909. — №6. – С.111.
[36] Лебедев М. Е. К истории Псковской Духовной Семинарии//ПЕВ. – 1909. — №4. – С.74.
[37] Лебедев М. Е. К истории Псковской Духовной Семинарии//ПЕВ. – 1909. — №6 - С.110 – 111.
[38] Лебедев М.Е. К истории Псковской Духовной Семинарии//ПЕВ. – 1909. — №4 – С.73 – 74.
[39]Псковская старина. Труды Псковского церковного историко-археологического комитета. – Т.1. – Псков, 1910. – С. 52 – 53.
[40] Псковская старина… Указ. соч. – С.54 – 55.
[41] Там же. – С. 60.
[42] Там же. – С. 60.
[43] Там же. – С.53.
[44] Псковская старина… Указ. соч. – С. 59.
[45] Цыпин В., прот. Указ.соч. – С.198 – 199.
[46] Лебедев М.Е. К истории Псковской Духовной Семинарии//ПЕВ. – 1911. — №20. – С.476 – 477.
[47]Лебедев М.Е. К истории Псковской Духовной Семинарии // ПЕВ. – 1911. — №20. – С.477 – 479.
[48] ГАПО. Ф.291. Оп.1.Д.18. Л.105.
[49] Извлечение из отчета обер-прокурора Святейшего Синода за1849 г. – СПб., Синодальная типография, 1850. – С. 55-56.
[50] Там же. – С. 47.
[51] Там же. – С. 49.
[52] Там же. – С. 52-53.
[53] Смолич И. К. История Русской Церкви 1700 – 1917. В 2 ч. Ч. 1. – М.: Издательство Спасо – Преображенского Валаамского монастыря, 1996. – С.453.
[54] Новиков Н.С. Колыбель опального патриарха. – Псков: Издательство «Робин», 1999. – С.32.
[55] Цыпин В., прот. Указ. соч. – С.
[56] Устав Православных Духовных семинарий (1867 г.) – СПб., 1867. – С. 1.
[57] Там же. – С. 2.
[58] Устав Православных Духовных семинарий (1867 г.) – СПб., 1867. – С. 3-5.
[59] Там же. – С. 9-12.
[60] Устав Православных Духовных семинарий (1867 г.) – СПб., 1867. – С. 23-24.
[61] Смолич И. К. История Русской Церкви 1700 – 1917. В 2 ч. Ч. 1. – М.: Издательство Спасо – Преображенского Валаамского монастыря, 1996. – С. 457 – 458.
[62] Извлечение из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода графа Д. Толстого по ведомству Православного исповедания за1870 г. – СПб., Синодальная типография, 1871. – С. 148-149.
[63] Там же. – С. 153.
[64] Там же. – С. 186.
[65] Извлечение из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода графа Д. Толстого по ведомству Православного исповедания за1867 г. – СПб., Синодальная типография, 1868. Приложение. – С. 82.
[66] Извлечение из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода графа Д. Толстого по ведомству Православного исповедания за1875 г. – СПб, Синодальная типография, 1876. Приложение. – С. 78.
[67] Извлечение из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода графа К. Победоносцева по ведомству Православного исповедания за1883 г. – Санкт-Петербург, Синодальная типография, 1885. Приложение. – С. 76.
[68]Вострышев М. И. Патриарх Тихон. – 4-е изд. – М.: Молодая гвардия, 2009. – С.9-10.
[69] ГАПО. Ф.291. Оп. 1. Д.29. Л. 1об.
[70]Вострышев М. И. Указ.соч. – С.232.
[71]Вострышев М.И. Указ. соч. – С. 10-12.
[72]Там же. – С. 12.
[73] Русь уходящая. Рассказы митрополита. – М.,2004. – С. 116-117.
[74]Вострышев М.И. Указ.соч. – С.12-14.
[75] «Стипендия моего имени», или сенсационное открытие ученых о патриархе Тихоне и псковских семинаристах. Газета «Новости Пскова» от 30 января2003 г. – С.5.
[76] «Стипендия моего имени», или сенсационное открытие ученых о патриархе Тихоне и псковских семинаристах. Газета «Новости Пскова» от 30 января2003 г. – С.5.
[77] К истории семьи Беллавиных. Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. Вып.2(19). – 2006. – С.11-16
[78] Смолич И. К. Указ.соч. – С.466-467.
[79] Список лиц, служащих в духовно-учебных заведениях Псковской епархии в начале 1902- 1903 учебного года // ПЕВ. – 1903. — №3. – С.1-5.
[80] Сборник документов и материалов по истории Псковского края (IX-XX вв.). Учебное пособие. – Псков, 2000. – С.258.
[81] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству Православного исповедания за 1905-1907 гг. – СПб., Синодальная типография, 1910. Приложение. – С.154-157, 162-163.
[82] Разрядный список // ПЕВ. – 1917.- №6. – С. 67-71.
[83]Список учеников Псковской духовной семинарии, составленный по окончании годичных испытаний // ПЕВ. – 1907. — №13. – С. 182-185.
[84] Обзор деятельности ведомства Православного исповедания за 1915 год. – Пг., Синодальная типография, 1917. Приложение. – С. 66-67.
[85] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству Православного исповедания за 1914 год. – Пг., Синодальная типография, 1916. Приложение. – С. 76.
[86] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству Православного исповедания за 1905-1907 гг. – СПб., Синодальная типография, 1910. – С.195.
[87] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству Православного исповедания за 1914 год. – Пг., Синодальная типография, 1916. – С. 229.
[88] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству Православного исповедания за 1905-1907 гг. – СПб., Синодальная типография, 1910. – С.195, 197.
[89] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству Православного исповедания за 1914 год. – Пг., Синодальная типография, 1916. – С.224-231.
[90] Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству Православного исповедания за 1905-1907 гг. – СПб., Синодальная типография, 1910. Приложение. – С.179, 181, 184.
[91] ГАПО. Ф. 291. Оп.1. Д.32. Л.84об., 85об., 94, 127об.
[92] ГАПО. Ф.291. Оп.1. Д.32. Л.87об.
[93] ГАПО. Ф.291. Оп.1. Д.32. Л.95об., 77, 82об.
[94] Новиков Н.С. Указ. соч. – С.78.
[95] ГАПО. Ф.291. Оп.1. Д.32. Л.92.
[96] Расписание приемных испытаний // ПЕВ. – 1907. — №13. – С.192.
[97] Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: Воспоминания. – М.: Московский рабочий; ВПМД, 1994. – С.27.
[98] Архимандрит Никодим (Кротков).//ПЕВ. – 1907. — №20. – С.513-515.
[99] Письма патриарха Алексия своему духовнику. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2000. – С.286.
[100] Православная энциклопедия./ Под общ. ред. патр. Московского Алексия II. – М.: ЦНЦ «Православная энциклопедия»,2000. Т.I. – С.679.
[101] Князевский М., свящ. К беспорядкам в Духовной семинарии.//ПЕВ. – 1906. — №11. – С.271-273.
[102] Алексий (Молчанов), еп. В защиту старой духовной семинарии.//ПЕВ. – 1911 .- №14. – С.360-362.
[103] Архимандрит Никодим (Кротков).//ПЕВ. – 1907.-№20. – С.513-515.
[104] Конец учебного года в Духовной семинарии //ПЕВ. – 1906.-№12. – С.307-309.
[105] Архимандрит Никодим (Кротков) //ПЕВ. – 1907.-№20. – С.513-515.
[106]Псковский синодик пострадавших за веру Христову в годину гонений священнослужителей, монашествующих и мирян Псковской епархии XX столетия./Под общ.ред. архимандрита Ермогена (Муртазова). – Псков, 2005. – С.62-64.
[107] Архиепископ Федор (Поздеевский). Жизнеописание. Избранные труды. – Изд. СТСЛ. 2000. – С.25.
[108] В Духовной семинарии // ПЕВ. – 1907. — №22. – С.565.
[109] Псковский синодик… Указ.соч. – С.64.
[110] Обзор деятельности ведомства Православного исповедания за 1915 год. – Пг., Синодальная типография, 1917. Приложение. – С. 84.
[111] В Духовной семинарии // ПЕВ, — 1917. — №6. – С.106.
[112] От правления Псковской Духовной семинарии // ПЕВ. – 1917. — №12. – С105- 104.