Псков – один из древнейших русских городов, неразрывно связанных с главнейшими событиями отечественной истории. До сих пор неизвестно, в каком году была заложена Псковская крепость, но самые первые строения могли здесь появиться ещё в X веке.
О чудотворной иконе Спасителя из Великопустынского монастыря
Опубликовано 13 июля 2013 г.
О псковской иконе как о самобытной ветви древнерусской живописи впервые заговорил знаток и художник А. Грищенко в 1917 г. Однако ее научное исследование началось в 1920-е годы, когда встал вопрос о сохранении в России национального достояния, и во многие древние города были отправлены комиссии – экспедиции по выявлению и учету памятников живописи. При плохой сохранности иконы вывозились на реставрацию в Москву, в Государственные Центральные Реставрационные мастерские (ГЦРМ).
Такая комиссия под руководством А.И. Анисимова работала в Пскове в 1926-1929 годах. А.И. Анисимов – известный реставратор, знаток и исследователь древнерусского искусства, много сделал для сохранения и изучения памятников монументальной и станковой живописи в разных городах, в том числе и в Пскове, где обследовал их состояние в храмах Пскова и близлежащих окрестностей. Многие вывезенные тогда уникальные иконы XIII-XV вв. были спасены от разрушения, но, к сожалению, навсегда остались в столице и украшают теперь экспозицию Государственной Третьяковской галереи.
В одну из поездок внимание ученого привлекла небольшая икона с изображением Спаса Вседержителя (греч. Пантократор), хранящаяся в Псковском губернском музее. Икона поступила из Спасо-Елеазаровского монастыря под Псковом, - отсюда не ранее начала XX века и появилось название «Спас Елеазаровский». Совершенно темная доска с плохо видимым изображением не обманула опытный взгляд. Пробная расчистка, сделанная Е.А. Домбровской, обнаружила в верхнем левом углу сохранившуюся «старую красочную поверхность киноварных и желтых цветов, а также на Евангелии у левой руки Спаса». Древность иконы и её великолепного оклада (правда, более позднего) была очевидна, поэтому решили срочно отправить ее в Москву. 10 сентября 1927 г. директор Псковского Губмузея А.К. Янсон и А.И. Анисимов подписали акт о передаче «на предмет ремонта и раскрытия древнего образа Христа Спасителя (поясного) … в окладе из серебра с вделанными 7-ю серебряными же пластинками, на которых выгравированы с чернью фигуры святых (между прочих псоглавый Христофор) … После ремонта и раскрытия икона должна быть возвращена в музей».
Уже через 3 дня она поступила в ГЦРМ, где и находилась до конца 1928 г., и была возвращена в музей. С неё сняли олифу и слои поновлений XVIII и XVI веков, обнаружив при этом несовпадение изображения «в рисунке и красках».
Летом 1930 г. в докладе А.И. Анисимова «Памятники псковской живописи, раскрытые за последние годы» впервые прозвучала датировка иконы и ее оценка: «Интереснейшим памятником эпохи, переходной от домонгольского периода к стилю XIV века, является так называемый «Елеазаровский Спас» … Поясная фигура Спасителя с закрытым Евангелием изображена на красном фоне, обрамленном белыми полями. Живопись лика и одежд сильно пострадала, но и сохранившегося достаточно, чтобы понять, что псковский художник не копировал какой-либо образец, а свободно решал тему со стороны чисто художественной. Икона, видимо, издревле производила сильное впечатление и поэтому почиталась. В XVI в. она была слегка стесана по краям и для выравнивания поверхности дополнена новою широкою рамой, давшею возможность наложить на поля нарядный чеканный оклад из золоченого серебра с дробницами, украшенными рисунками превосходной гравировки. На дробнице левого верхнего угла изображена «Троица» псковского перевода, т.е. с тремя ангелами, посаженными за столом прямолично и в одну линию. Живопись иконы была поновлена и закрыта богатым, по псковскому обычаю сквозным финифтяным орнаментом, положенным на сплошную металлическую пластину». Заметим, что ниже автор, говоря о другой псковской иконе, двусторонней Одигитрии с Преображением на обороте из Пароменской Успенской церкви, поясняет, что она «покрыта окладом того же типа», что и икона Спаса Елеазаровского – момент, важный для наших дальнейших рассуждений.
Со дня раскрытия иконы Спасителя, второго ее «рождения», минуло 80 лет, она пережила Отечественную войну и сегодня, являясь самой древней иконой музейного собрания, открывает экспозицию псковской иконописи.
Судьба этой иконы остается полной загадок. Известно, что поступила она в музей до 1927 г. (скорее всего в 1918 г.) из собора Трёх святителей Спасо-Елеазаровского монастыря, основанного в начале 1430-х годов преподобным Евфросином Псковским, в миру Елеазаром (ок. 1386 – 1481), куда была передана из Великопустынского мужского Спасо-Преображенского монастыря недалеко от Пскова после его упразднения в 1766 г. К тому времени в течение 400 лет икона именовалась образом Спасителя из Великих Пустынь, а сам монастырь в XIX веке назывался Спасо-Елеазаровским Великопустынским. Время возникновения монастыря в Великой Пустыни неизвестно, но, видимо, он существовал уже в XIV в., так как в летописи под 1414 г. упоминается о построении «новой церкви в Спасской Пустыни».
Согласно устному преданию, икона Спасителя «явилась» в ноябре 1352 г. после пожара ниже места сгоревшего храма «на дубу на берегу озерка». Пень от этого дуба позже был замурован в свод церкви, построенной на месте чуда.
В XIX в. в приходской церкви бывшего монастыря под «местным» образом Спасителя («списком» с древнего) сохранялся «остаток дерева», на котором явилась икона.
Чудотворной она почиталась издревле, но в древних письменных источниках этот аспект не сохранил конкретного отражения вплоть до второй половины XIX века, когда настоятель Елеазаровской обители архимандрит Платон (1869) издал «Сказание о чудотворной иконе», составленное на основании какого-то древнего сборника, хранившегося в монастыре.
Чудотворные иконы составляют особую группу священных предметов. Подобно мощам святых и реликвий, прославленных благодаря принадлежности божественным лицам и святым, чудотворные иконы обладают в глазах верующих благодатью Святого Духа и способностью к чудотворению.
Каждое чудо, зафиксированное в письменном источнике или даже в устном предании, стало для нас историко-культурным фактом и уникальным источником новой информации, поскольку иконы и реликвии, творившие чудеса, являлись центрами духовной жизни, к которым было приковано внимание средневекового человека и которые давали постоянный мощный импульс к творческой деятельности. Создавались новые иконы-«списки» (сейчас нам известно, что большинство древних икон восходит к тому или другому чудотворному образу). Чудеса фиксировались в летописях как события политического значения, в прямой зависимости от них принимались государственные решения. Сказания о чудесах являлись одним из видов художественной литературы, доступным – в письменной и устной форме – всему народу. То есть в некотором смысле чудо и было в то время первоэлементом художественного.
Так, например, в течение XIV-XVII столетий в Московском Кремле были собраны самые чтимые на Руси иконы. В летописи конца XV века внесены сказания (повести) о почитании в Московском Кремле двух «списков» знаменитой константинопольской «Одигитрии» из Вознесенского монастыря и «Смоленской», находившейся в XV веке в Благовещенском соборе. Перенесение святынь, почитавшихся в разных городах и землях Руси, в столицу являлось самой характерной формой прославления чудотворных икон, восходящей к традициям Константинополя.
Продолжая благочестивые обычаи прародителей, великие московские князья XVI века собирали в Москве нуждавшиеся в поновлении древние образы и новоявленные святыни. Их помешали в кремлевские храмы для поклонения. С принесенных чудотворных икон обычно делали копии, которые ставили в храмы, возводившиеся на местах встреч и проводов святынь. Так, в 1518 году по инициативе великого князя Василия III и митрополита Варлаама из Владимира принесли древние иконы Христа Вседержителя и Богоматери. Отреставрированные и богато украшенные иконы в 1520 году возвратили на свои прежние места; при этом древний образ «Спас на престоле» оставили в Кремле, а во Владимир отослали копию. В 1561 году по царскому указу в Москву привезли древнейшие греческие иконы новгородского Софийского собора – «Спас на престоле» («Спас царя Мануила», «Спас Золотая риза») и «Святые апостолы Павел и Петр». В 1572 году их отпустили в Новгород; при этом икону апостолов возвратили подлинную, а икону «Спас на престоле» заменили копией, оставив чудотворный образ в Успенском соборе. Древнейшие «списки» (копии) чудотворных икон, почитавшиеся в Московском Кремле, сделаны с иконы Богоматери Владимирской. Более ранняя из этих икон, исполненная на рубеже XIV-XV веков в манере Андрея Рублева, предназначалась для Успенского собора во Владимире. Другая, созданная в первой четверти XV века, хранилась в Успенском соборе Кремля, причем на нее был перенесен старый золотой оклад чудотворной Владимирской. В периоды отсутствия чудотворного оригинала эти списки почитались как точные подобия или иконы-наместницы. Во время реставрации чудотворной Владимирской иконы митрополитом Варлаамом в 1514 году с нее был сделан еще один точный «список», который и находится сейчас в Успенском соборе на месте древнего оригинала. Композиция этого «списка» повторяет святыню в том виде, который она приобрела при поновлении в 1514 году. В XVI-XVII веках этот «список» стал главной иконой-наместницей и получил наименование «запасного»; в плохую погоду его выносили в крестный ход вместо древней Владимирской.
Как известно, некоторые чудотворные образы стали небесными заступниками городов и целых стран (на Руси – иконы Богоматери Владимирской, Донской, Казанской и др.), им учреждены специальные дни почитания в церковном календаре. Наряду с ними существуют местночтимые образы, известные только в определенном крае. Таких икон немало просияло на Псковской земле, и среди них почти все копии-«списки».
Памятники псковской книжности сохранили сведения о чудотворных святынях: на протяжении нескольких столетий (XII-XVII) летописи и сказания отмечают знамения, бывшие от явленных образов – истечение слез, крови и мира в преддверии драматических событий (войн, стихийных бедствий, моровых поветрий). При этом большая часть свидетельств касается богородичных икон (Богоматерь Мирожская (XII-XIII век), «в Чирсках» и «на Камне на Ожере» (1420), «за Коложею на Каменном озере» («Знамение» (1426 или 1425), в Зряковичах (1455), в Елеазаровском монастыре («Цареградская», 1458) и др.).
Из немногих древних известных на псковской земле чудотворных икон Спасителя единственная сохранившаяся до наших дней икона – Спас Великопустынский (Елеазаровский).
О явлении иконы Спаса в Великой Пустыни летописи умалчивают. А между тем, по летописным данным в 1352 г. был сильнейший мор «с весны до осени» во Пскове и близ, от которого осталась лишь третья часть жителей. Может быть, такое совпадение событий не случайно, и «явление» иконы Спасителя сопрягалось с молитвами о спасении от страшной моровой язвы. Известно, что в случае мора псковичи иногда возводили «одним днем» Спасские церкви. Как сообщает летописец, чтобы отвести свирепствовавшее моровое поветрие, 14 сентября 1420 г. жители построили и освятили церковь Спаса на древнем основании храма св. Власия. Возможно, икона стала личным вкладом одного из богатых псковичей, тех, кто во время мора, по летописной записи 1352 г., либо «идяху в монастырь … и постризахуся во мнишеский чин», либо «имение свое отдающе в милостыню церквам и монастырям …» или что «от имении своих тем хотяще собе имети в память вечную». Небольшой размер образа (46 х 31,5) предполагает его лично-моленное или келейное назначение. Вот как повествуется о явлении иконы Спасителя в монастырском сказании:
«Один благочестивый муж, охотясь в великопустынском лесу, пробираясь в далекой чаще, сквозь ветви деревьев вдруг увидел необычайный ослепительный свет. Изумленный и испуганный неожиданным явлением, он остановился и долго не решался выяснить, что происходит, но все же любопытство пересилило страх. Он стал подходить все ближе и ближе к дивному месту и … чудо! На одном из деревьев он увидал икону Господа Иисуса Христа, окруженную ослепительным сиянием. С неизъяснимым восторгом и трепетной радостью упав на колени перед блистающей светом иконой, он поклонился Спасителю и первый вознес горячую молитву и за себя, и за близких своих, и всех православных, изнывавших от горя. Возвратившись домой, он рассказал о дивном явлении св. иконы Христа Спасителя, и весть об этом скоро распространилась по Псковской земле. Тогда со всех сторон, старый и малый, со всевозможными болезнями и одержимые духом нечистым стали стекаться к месту чудесного явления, чтобы поклониться новоявленной иконе Христа Спасителя, принесшей радость, избавление и благословение небесное. Как искренна¸ как горяча и чистосердечна была эта общая молитва верующих! Матери молились о своих детях, дети о родителях, все вместе – друг о друге. Все молились со слезами и крепкой верой, что молитва их будет скоро услышана и придет наконец избавление от смертоносной язвы. И совершилось! Господь услышал горячие молитвы; «черная болезнь» почти тотчас прекратилась и многие страдавшие от духов нечистых и других болезней тут же получили полное исцеление.
Благодарные псковитяне и жители других мест прославили Всемилостивого Спаса, даровавшего им от святой Своей иконы приснотекущий источник исцелений, и в память избавления от «черной болезни» на месте явления св. иконы вскоре построили церковь в честь Преображения Господня и тем самым положили начало Великопустынской обители.
Много благодатных знамений и чудес сотворил и творит по сей день Господь наш Иисус Христос Своим пречистым образом пред лицом всех с верою и любовью к Нему притекающих. Если бы каждое из них заносилось на страницы летописи, то не вместились бы они в книгах, не хватило бы времени для прочтения их».
Скорее всего, изначальное почитание иконы было связано с ее духовной и эмоциональной насыщенностью. Ее иконография традиционна, относится к распространенному типу «Христос Вседержитель» – изображение Христа по пояс, реже – до плеч, с благословляющей правой рукой и Евангелием в левой. В искусстве византийского круга находим иконы XI-XIV вв. иконографически близкие псковскому памятнику. Рука в именословном жесте (пальцы сложены таким образом, чтобы прочитывались буквы I и Х), благословляющая Евангелие и повернутая ладонью от зрителя – редко встречающийся в русских памятниках нюанс – получил распространение в византийской традиции XI-XIV вв., однако восходит к еще более раннему периоду VI-VII вв. (изображение Иисуса Христа в мозаике капеллы св. Приска в Капуе (Италия). На Руси известен образ Спаса из деисусного чина, так называемого «Высоцкого» (ГТГ, Москва), присланного в 1380-1390 гг. из Константинополя. Диспропорция в чертах лика Спаса, позволяющая передать неоднозначность эмоционального состояния образа Богочеловека – строгого Судии и милосердного Спасителя, впервые отмечена в энкаустической иконе Христа VI в. из монастыря Св. Екатерины на Синае, а в XI-XIII вв. получила распространение в византийских памятниках.
Такие детали, как особая форма гиматия с перевязью и небольшой размер Евангелия встречаются в русских иконах XIII в. (наблюдение Л.И. Лифшица): например, небольшая икона первой половины XIII в. «Спас Вседержитель» из Ярославского музея. Кстати, по позднему преданию она была моленным образом Ярославских князей Василия и Константина. Образ Христа здесь наделен сердечностью и сдержанностью. Такой иконографический тип будет встречаться в иконах первой половины – середины XIV столетия, пример – Спас Елеазаровский.
В целом икона архаична и, как все подобные памятники, трудно поддается датировке. Отсюда разброс мнений – XIV в. (А.И. Анисимов); первая половина – вторая четверть XIV в. (Л.И. Лифшиц); середина XIV в. (И.С. Родникова); XV в. (Г.И. Вздорнов). Поскольку типология и иконографически-стилистические критерии приблизительно одинаковы, то, учитывая данные предания, предпочтительнее датировать икону серединой XIV в., хотя нельзя исключить и датировку началом XV в., то есть связать создание иконы со строительством храма 1414 г.
Историческая наука описывает этот период как эпоху укоренившихся основ псковского городского устройства и приобретения политической самостоятельности – официального отделения Пскова от Новгорода.
Искусство иконописи этого времени отмечено памятниками разнородными. Икона св. Николая из ц.Николы «от Кожи» (ГТГ) проникнута классическими идеалами и причислена к «византинизирующему» типу, а «Спас Елеазаровский» – к архаическому направлению, популярному в демократической среде. Однако в это время намечается тенденция к созданию единого русла развития, в котором постепенно нарастает линия, запечатленная в экспрессивно-импульсивных росписях Снетогорского монастыря 1313 г.
Стиль иконы противоречив. В ней угадывается высокий художественный образец, связанный с монументальными традициями живописи XIII столетия.
Некоторая упрощенность письма сочетается с впечатляющей спокойной ясностью и силой образа при его внешней хрупкости.
Красный фон также может быть расценен в плане преемственности традиций XIII в. так называемого «искусства крестоносцев». Такие иконы писались для рыцарей-варваров, завоевавших Византию в 1204 г. на целые полстолетия. «Варварский» вкус породил определенное соотношение византийских и западных черт, подчас заметно упрощая художественный язык. Несмотря на сильную потертость красочного слоя на иконе Спаса, можно судить о когда-то яркой, насыщенной палитре: алый киноварный фон в обрамлении почти белых полей; «золотой» аурипигмент (наблюдение реставратора Н.М. Ткачевой), излюбленная краска псковских иконописцев на протяжении трехсот лет – на нимбе, украшенном киноварными «каменьями», киноварный же обрез евангельского кодекса, иссиня-зеленоватый и вишнево-красный оттенки гиматия и хитона. Яркость цвета и обрисованность контуров – приемы скорее западного вкуса.
Что касается красного фона, то, как известно, в византийской эстетике красный цвет имеет сложную символику. По Дионисию Ареопагиту (V в.), это цвет пламенности, огня, а огонь «как бы в чувственных образах являет божественные свойства». Он также является «животворной» силой, отсюда красный цвет – символ жизни. Но он же и цвет крови Христа, пролитой во имя спасения человечества, а, следовательно, знак истинности Его Воплощения и грядущего Спасения рода человеческого. Это и символ Божественной любви, «пламя горения любви, согревающее сердца, чтобы страх перевоплотился в любовь» (Григорий Великий).
На Руси к красному цвету всегда было особенное отношение, недаром слова «прекрасный» и «красивый» одного корня. Поэтому красный фон здесь может быть данью традиции, идущей от народного творчества (вспомним псковскую краснофонную «Одигитрию» конца XIII – начала XIV в. в ГТГ и новгородские иконы).
Выраженный архаизм стиля – в пропорциях фигуры, в организации пластики и колористическом решении – позволяет отнести этот образ к тому направлению, где наиболее явственно проявились народные художественные вкусы.
Вместе с тем в полном внутренней экспрессии лике Спаса, в Его асимметричных чертах, уже угадывается та эмоциональная напряженность, которая впоследствии станет отличительным признаком средневековой псковской живописи.
Неоднозначность психологического состояния образа – рефлекс палеологовского искусства на местной почве, искусства позднего периода жизни Византии XIV – первой половины XV века (названного по имени правящей династии – Палеологов), драматические интонации которого, порожденные ощущением конца великой империи (завоеванием турками в 1453 г.), проникли на Русь.
Облик Спаса Елеазаровского наделен той проникновенной человечностью, глубокой созерцательностью и индивидуальностью, что отличает искусство этой эпохи. Повышенное внимание к «внутреннему человеку» в духе учения исихастов, монахов-молчальников, проповедующих возможность личного Богообщения, поднимает интерес к внутренней жизни человека, к его переживаниям и страхам перед грядущим мигом предстояния грозному Судии. В таких иконах, как Спас Елеазаровский, образ Христа трактуется как соразмерный человеческим чувствам, понимающий и всепрощающий. Греческие эпитеты «Елеемон» («Милостивый», «Милосердный») или «Психосостер» («Душеспаситель») подошли бы больше нашей иконе, нежели «Пантокротор» («Вседержитель») – образ суровый и торжественный.
Вернемся к теме почитания иконы. На Руси в летописных повестях, сказаниях, богослужебных уставах и других письменных источниках иконы, подобные Спасу, называются «чудными», «чудотворными», но чаще – «святыми», как и все другие, ибо, согласно православному восприятию иконы, Божественная благодать может быть явлена через любой, избранный Господом, образ. Все зафиксированные в источниках чудеса от псковской иконы Спаса приходятся на XIV-XVII столетия, то есть время нахождения ее в Великих пустынях. Приведем некоторые из них.
«1386 год был особенно тяжелым для всей Псковской области. В упомянутый год гнев Божий сказался трегубо; одно за другим, одно тяжелее другого, пали бедствия на Псковскую область. «Как тремя бичами гнева Своего, - говорится в монастырской летописи, - Господь бияше прародителей наших псковитян». За языческое суеверие и братоненавидение Бог попустил внутренние возмущения; за гордость и другие тяжкие грехи – войну с новгородцами; за стригольническую ересь – повсеместные гибельные пожары. Такими тяжкими бедствиями разразился гнев Божий. Псковитяне, изнемогая в бедствиях, уразумели причину своих несчастий и, объятые страхом Божьего наказания, обратились с покаянием к Богу. Стар и млад с непоколебимой верой в милосердие Божие наложили на себя пост, усилили молитвы и отправились в Великопустынскую обитель, чтобы поклониться иконе Христа Спасителя, этому неистощимому источнику чудодействующей благодати Божией.
Достигнув обители, они перед чудотворной иконой, как перед лицом Самого Сердцеведца, чистосердечно исповедали грехи свои. Велико в то время было покаяние всех, обильны были слезы у каждого, особенно молились, проливали слезы жители подмонастырской слободы и деревень: Мельницы, Колоколова, Лютых Бор и некоторых погостов, как Демяниц, Аклюдиц, Прощаников, Виделебья, Верхнего Моста, Знахлицкого, Русинского, Добрывицкого и Рюхи с принадлежащими к ним деревнями. Но кроме горячей и полной веры молитвы, истинного покаяния, сердечного сокрушения и строгого поста, псковитяне являли дела и других христианских добродетелей. Они охотно оказывали милосердие и давали приют странникам и богомольцам, шедшим в Великую пустынь, и особенно были внимательны к больным, старцам и детям. И Господь внял молению раскаявшихся рабов Своих; вера их не осталась бесплодна, и честною иконой Всемилостивого Спаса было содеяно спасение: прекратились междоусобия, умиротворились сердца враждовавших, утихла брань с новгородцами и не стало пожаров. Жители упомянутых погостов и деревень в память сего преславного чуда положили каждогодно поднимать св. икона Христа Спасителя в церковь каждого погоста для молитв, прошений и благодарений и потом обносить ее крестным ходом вокруг домов своих.
В одно из частых нападений литовцев в 1426 г. несколько их больших отрядов рассыпались по окрестностям Пскова. Однажды, не найдя себе легкой добычи вблизи города, литовцы удалились вглубь страны и неожиданно натолкнулись на Великопустынский монастырь, в то время богатый и благоустроенный и, конечно, представлявший завидную и редкостную добычу. Когда враги подступили к Великопустынской обители и уже собирались исполнить задуманное, на них напал непонятный ужас, все были до того поражены паническим страхом, что, ничего не тронув, бросились бежать и опомнились только в 12-ти верстах от монастыря. Монахи и православные люди, свидетели чуда, которым так дивно Господь сохранил обитель и Свою чудотворную икону, в благодарном восторге и в порыве радости воспели Богу хвалебную песнь и прославили Его величие и силу.
В том же 1426 году в Пскове и во всей области свирепствовала сильная моровая язва и повсеместные пожары. Псковитяне вспомнили свои прегрешения, прежние беды и, невзирая на возраст, потекли в Великую пустынь к святой иконе Всемилостивого Спаса, перед которой 40 лет назад их деды и отцы слезами испросили себе помилование. Не дерзая надеяться на силу своих молитв, они призвали на помощь ходатайство, молитвы и заступление Матери Божьей и святых благоверных князей Гавриила и Довмонта, псковских чудотворцев. И чудо, ниспосланное им через чудотворную икону Христа Спасителя, свершилось: прекратились мор и пожары. В память чудесного события жители города Порхова и погостов Славковского, Бродовичей, Мелётова и др. с их деревнями положили ежегодно приносить чудотворную икону в свои храмы для священнослужения и крестного хода, а в домы свои для молитвы».
В XVI-XVII веках, особенно в тяжелое Смутное время, жители псковской земли не раз взывали к помощи чудотворного образа. Как отмечает Сказание, в свое время, когда горечь бедствий становилась невыносимой, псковитяне и жители города Острова и многих погостов обращались в Великопустынскую обитель и неоднократно устанавливали крестные ходы с иконой-спасительницей.
После 1766 года уже из Елеазаровской обители совершалось несколько крестных ходов. Самый древний, учрежденный в конце XVI – начале XVII века еще в Великой Пустыни, назывался весенним и приходился на четвертое воскресенье по Пасхе, а в следующую среду, в день Преполовения, когда церковью вспоминается то событие из земной жизни Христа, в котором Он воззвал к Себе верующих словами: «Аще кто жаждет, приидет ко Мне и пиет», икону приносили из монастыря в Троицкий собор, а затем вместе с соборными иконами шествовали на реку Великую для освящения воды и далее – вокруг города. Вместе с установлением крестного хода псковитяне отвели в городе Пскове на Полонище для Великопустынской обители Евстафиевскую пятимученическую деревянную церковь и устроили Спасское подворье с помещением для братии. С огласно упомянутому выше сказанию выше Сказанию, в Евстафиевской церкви, сам вид которой был «зело благолепен», свершилось чудо от иконы. После вечернего богослужения, бывшего на подворье во время прибытия крестного хода, некоторые граждане упросили поднять святую икону в свои дома, а свечник с пономарем поспешили запереть церковь и забыли погасить в ней свечу. Наступила ночь, разразилась буря, сильный ветер, ворвавшись в храм, уронил свечу, и случился пожар. Подворье сгорело. Но иконы, к счастью, там не было. Она находилась на Запсковье, в доме одного больного, неподалеку от церкви Варлаама Хутынского. Верующие расценили это событие как знамение. С тех пор икона Спаса во время крестных ходов ставилась в Варлаамовской церкви для совершения перед нею всенощного бдения и литургии. Вскоре после пожара на пожертвования псковитян была сооружена ныне существующая каменная церковь во имя Преполовения - подворье Великопустынской обители (ныне подворье Елеазаровского монастыря).
В осенний крестный ход, учрежденный в 1813 г. в память победы над Наполеоном, 5 октября вместе с иконой Спаса приносилась чудотворная икона Успения Богородицы из Печерской обители. Иконы оставались несколько дней в городе, и часто их носили для чествования по домам горожан.
Третий крестный ход совершался 29 июня на острова Псковского озера – Талабские и Верхний. Он был учрежден в 1811 г. по просьбе островитян, озабоченных оскудением водоемов рыбой. Они веровали, что Спаситель, чудотворная икона которого к ним приносится, благословит труд рыбаков и их неводы наполнятся рыбой. Икону провозили по озеру на лодках.
Понятно, что такое интенсивное использование древней иконы могло ей повредить, поэтому с неё делались копии – «списки». К примеру, один из них находился в приходской церкви Великой Пустыни (см. выше); и, конечно, «списки» были обязательно в самой Елеазаровской обители, откуда исходили крестные ходы во Псков и на озерское «крестное плавание».
Создавались копии до конца XIX в. Так известен вклад в 1894 г. в Псково-Печерский монастырь настоятеля Троице-Сергиева Великолукского монастыря иеромонаха Аркадия.
С одной из копий связана любопытная история.
В одну из поездок внимание ученого привлекла небольшая икона с изображением Спаса Вседержителя (греч. Пантократор), хранящаяся в Псковском губернском музее. Икона поступила из Спасо-Елеазаровского монастыря под Псковом, - отсюда не ранее начала XX века и появилось название «Спас Елеазаровский». Совершенно темная доска с плохо видимым изображением не обманула опытный взгляд. Пробная расчистка, сделанная Е.А. Домбровской, обнаружила в верхнем левом углу сохранившуюся «старую красочную поверхность киноварных и желтых цветов, а также на Евангелии у левой руки Спаса». Древность иконы и её великолепного оклада (правда, более позднего) была очевидна, поэтому решили срочно отправить ее в Москву. 10 сентября 1927 г. директор Псковского Губмузея А.К. Янсон и А.И. Анисимов подписали акт о передаче «на предмет ремонта и раскрытия древнего образа Христа Спасителя (поясного) … в окладе из серебра с вделанными 7-ю серебряными же пластинками, на которых выгравированы с чернью фигуры святых (между прочих псоглавый Христофор) … После ремонта и раскрытия икона должна быть возвращена в музей».
Уже через 3 дня она поступила в ГЦРМ, где и находилась до конца 1928 г., и была возвращена в музей. С неё сняли олифу и слои поновлений XVIII и XVI веков, обнаружив при этом несовпадение изображения «в рисунке и красках».
Летом 1930 г. в докладе А.И. Анисимова «Памятники псковской живописи, раскрытые за последние годы» впервые прозвучала датировка иконы и ее оценка: «Интереснейшим памятником эпохи, переходной от домонгольского периода к стилю XIV века, является так называемый «Елеазаровский Спас» … Поясная фигура Спасителя с закрытым Евангелием изображена на красном фоне, обрамленном белыми полями. Живопись лика и одежд сильно пострадала, но и сохранившегося достаточно, чтобы понять, что псковский художник не копировал какой-либо образец, а свободно решал тему со стороны чисто художественной. Икона, видимо, издревле производила сильное впечатление и поэтому почиталась. В XVI в. она была слегка стесана по краям и для выравнивания поверхности дополнена новою широкою рамой, давшею возможность наложить на поля нарядный чеканный оклад из золоченого серебра с дробницами, украшенными рисунками превосходной гравировки. На дробнице левого верхнего угла изображена «Троица» псковского перевода, т.е. с тремя ангелами, посаженными за столом прямолично и в одну линию. Живопись иконы была поновлена и закрыта богатым, по псковскому обычаю сквозным финифтяным орнаментом, положенным на сплошную металлическую пластину». Заметим, что ниже автор, говоря о другой псковской иконе, двусторонней Одигитрии с Преображением на обороте из Пароменской Успенской церкви, поясняет, что она «покрыта окладом того же типа», что и икона Спаса Елеазаровского – момент, важный для наших дальнейших рассуждений.
Со дня раскрытия иконы Спасителя, второго ее «рождения», минуло 80 лет, она пережила Отечественную войну и сегодня, являясь самой древней иконой музейного собрания, открывает экспозицию псковской иконописи.
Судьба этой иконы остается полной загадок. Известно, что поступила она в музей до 1927 г. (скорее всего в 1918 г.) из собора Трёх святителей Спасо-Елеазаровского монастыря, основанного в начале 1430-х годов преподобным Евфросином Псковским, в миру Елеазаром (ок. 1386 – 1481), куда была передана из Великопустынского мужского Спасо-Преображенского монастыря недалеко от Пскова после его упразднения в 1766 г. К тому времени в течение 400 лет икона именовалась образом Спасителя из Великих Пустынь, а сам монастырь в XIX веке назывался Спасо-Елеазаровским Великопустынским. Время возникновения монастыря в Великой Пустыни неизвестно, но, видимо, он существовал уже в XIV в., так как в летописи под 1414 г. упоминается о построении «новой церкви в Спасской Пустыни».
Согласно устному преданию, икона Спасителя «явилась» в ноябре 1352 г. после пожара ниже места сгоревшего храма «на дубу на берегу озерка». Пень от этого дуба позже был замурован в свод церкви, построенной на месте чуда.
В XIX в. в приходской церкви бывшего монастыря под «местным» образом Спасителя («списком» с древнего) сохранялся «остаток дерева», на котором явилась икона.
Чудотворной она почиталась издревле, но в древних письменных источниках этот аспект не сохранил конкретного отражения вплоть до второй половины XIX века, когда настоятель Елеазаровской обители архимандрит Платон (1869) издал «Сказание о чудотворной иконе», составленное на основании какого-то древнего сборника, хранившегося в монастыре.
Чудотворные иконы составляют особую группу священных предметов. Подобно мощам святых и реликвий, прославленных благодаря принадлежности божественным лицам и святым, чудотворные иконы обладают в глазах верующих благодатью Святого Духа и способностью к чудотворению.
Каждое чудо, зафиксированное в письменном источнике или даже в устном предании, стало для нас историко-культурным фактом и уникальным источником новой информации, поскольку иконы и реликвии, творившие чудеса, являлись центрами духовной жизни, к которым было приковано внимание средневекового человека и которые давали постоянный мощный импульс к творческой деятельности. Создавались новые иконы-«списки» (сейчас нам известно, что большинство древних икон восходит к тому или другому чудотворному образу). Чудеса фиксировались в летописях как события политического значения, в прямой зависимости от них принимались государственные решения. Сказания о чудесах являлись одним из видов художественной литературы, доступным – в письменной и устной форме – всему народу. То есть в некотором смысле чудо и было в то время первоэлементом художественного.
Так, например, в течение XIV-XVII столетий в Московском Кремле были собраны самые чтимые на Руси иконы. В летописи конца XV века внесены сказания (повести) о почитании в Московском Кремле двух «списков» знаменитой константинопольской «Одигитрии» из Вознесенского монастыря и «Смоленской», находившейся в XV веке в Благовещенском соборе. Перенесение святынь, почитавшихся в разных городах и землях Руси, в столицу являлось самой характерной формой прославления чудотворных икон, восходящей к традициям Константинополя.
Продолжая благочестивые обычаи прародителей, великие московские князья XVI века собирали в Москве нуждавшиеся в поновлении древние образы и новоявленные святыни. Их помешали в кремлевские храмы для поклонения. С принесенных чудотворных икон обычно делали копии, которые ставили в храмы, возводившиеся на местах встреч и проводов святынь. Так, в 1518 году по инициативе великого князя Василия III и митрополита Варлаама из Владимира принесли древние иконы Христа Вседержителя и Богоматери. Отреставрированные и богато украшенные иконы в 1520 году возвратили на свои прежние места; при этом древний образ «Спас на престоле» оставили в Кремле, а во Владимир отослали копию. В 1561 году по царскому указу в Москву привезли древнейшие греческие иконы новгородского Софийского собора – «Спас на престоле» («Спас царя Мануила», «Спас Золотая риза») и «Святые апостолы Павел и Петр». В 1572 году их отпустили в Новгород; при этом икону апостолов возвратили подлинную, а икону «Спас на престоле» заменили копией, оставив чудотворный образ в Успенском соборе. Древнейшие «списки» (копии) чудотворных икон, почитавшиеся в Московском Кремле, сделаны с иконы Богоматери Владимирской. Более ранняя из этих икон, исполненная на рубеже XIV-XV веков в манере Андрея Рублева, предназначалась для Успенского собора во Владимире. Другая, созданная в первой четверти XV века, хранилась в Успенском соборе Кремля, причем на нее был перенесен старый золотой оклад чудотворной Владимирской. В периоды отсутствия чудотворного оригинала эти списки почитались как точные подобия или иконы-наместницы. Во время реставрации чудотворной Владимирской иконы митрополитом Варлаамом в 1514 году с нее был сделан еще один точный «список», который и находится сейчас в Успенском соборе на месте древнего оригинала. Композиция этого «списка» повторяет святыню в том виде, который она приобрела при поновлении в 1514 году. В XVI-XVII веках этот «список» стал главной иконой-наместницей и получил наименование «запасного»; в плохую погоду его выносили в крестный ход вместо древней Владимирской.
Как известно, некоторые чудотворные образы стали небесными заступниками городов и целых стран (на Руси – иконы Богоматери Владимирской, Донской, Казанской и др.), им учреждены специальные дни почитания в церковном календаре. Наряду с ними существуют местночтимые образы, известные только в определенном крае. Таких икон немало просияло на Псковской земле, и среди них почти все копии-«списки».
Памятники псковской книжности сохранили сведения о чудотворных святынях: на протяжении нескольких столетий (XII-XVII) летописи и сказания отмечают знамения, бывшие от явленных образов – истечение слез, крови и мира в преддверии драматических событий (войн, стихийных бедствий, моровых поветрий). При этом большая часть свидетельств касается богородичных икон (Богоматерь Мирожская (XII-XIII век), «в Чирсках» и «на Камне на Ожере» (1420), «за Коложею на Каменном озере» («Знамение» (1426 или 1425), в Зряковичах (1455), в Елеазаровском монастыре («Цареградская», 1458) и др.).
Из немногих древних известных на псковской земле чудотворных икон Спасителя единственная сохранившаяся до наших дней икона – Спас Великопустынский (Елеазаровский).
О явлении иконы Спаса в Великой Пустыни летописи умалчивают. А между тем, по летописным данным в 1352 г. был сильнейший мор «с весны до осени» во Пскове и близ, от которого осталась лишь третья часть жителей. Может быть, такое совпадение событий не случайно, и «явление» иконы Спасителя сопрягалось с молитвами о спасении от страшной моровой язвы. Известно, что в случае мора псковичи иногда возводили «одним днем» Спасские церкви. Как сообщает летописец, чтобы отвести свирепствовавшее моровое поветрие, 14 сентября 1420 г. жители построили и освятили церковь Спаса на древнем основании храма св. Власия. Возможно, икона стала личным вкладом одного из богатых псковичей, тех, кто во время мора, по летописной записи 1352 г., либо «идяху в монастырь … и постризахуся во мнишеский чин», либо «имение свое отдающе в милостыню церквам и монастырям …» или что «от имении своих тем хотяще собе имети в память вечную». Небольшой размер образа (46 х 31,5) предполагает его лично-моленное или келейное назначение. Вот как повествуется о явлении иконы Спасителя в монастырском сказании:
«Один благочестивый муж, охотясь в великопустынском лесу, пробираясь в далекой чаще, сквозь ветви деревьев вдруг увидел необычайный ослепительный свет. Изумленный и испуганный неожиданным явлением, он остановился и долго не решался выяснить, что происходит, но все же любопытство пересилило страх. Он стал подходить все ближе и ближе к дивному месту и … чудо! На одном из деревьев он увидал икону Господа Иисуса Христа, окруженную ослепительным сиянием. С неизъяснимым восторгом и трепетной радостью упав на колени перед блистающей светом иконой, он поклонился Спасителю и первый вознес горячую молитву и за себя, и за близких своих, и всех православных, изнывавших от горя. Возвратившись домой, он рассказал о дивном явлении св. иконы Христа Спасителя, и весть об этом скоро распространилась по Псковской земле. Тогда со всех сторон, старый и малый, со всевозможными болезнями и одержимые духом нечистым стали стекаться к месту чудесного явления, чтобы поклониться новоявленной иконе Христа Спасителя, принесшей радость, избавление и благословение небесное. Как искренна¸ как горяча и чистосердечна была эта общая молитва верующих! Матери молились о своих детях, дети о родителях, все вместе – друг о друге. Все молились со слезами и крепкой верой, что молитва их будет скоро услышана и придет наконец избавление от смертоносной язвы. И совершилось! Господь услышал горячие молитвы; «черная болезнь» почти тотчас прекратилась и многие страдавшие от духов нечистых и других болезней тут же получили полное исцеление.
Благодарные псковитяне и жители других мест прославили Всемилостивого Спаса, даровавшего им от святой Своей иконы приснотекущий источник исцелений, и в память избавления от «черной болезни» на месте явления св. иконы вскоре построили церковь в честь Преображения Господня и тем самым положили начало Великопустынской обители.
Много благодатных знамений и чудес сотворил и творит по сей день Господь наш Иисус Христос Своим пречистым образом пред лицом всех с верою и любовью к Нему притекающих. Если бы каждое из них заносилось на страницы летописи, то не вместились бы они в книгах, не хватило бы времени для прочтения их».
Скорее всего, изначальное почитание иконы было связано с ее духовной и эмоциональной насыщенностью. Ее иконография традиционна, относится к распространенному типу «Христос Вседержитель» – изображение Христа по пояс, реже – до плеч, с благословляющей правой рукой и Евангелием в левой. В искусстве византийского круга находим иконы XI-XIV вв. иконографически близкие псковскому памятнику. Рука в именословном жесте (пальцы сложены таким образом, чтобы прочитывались буквы I и Х), благословляющая Евангелие и повернутая ладонью от зрителя – редко встречающийся в русских памятниках нюанс – получил распространение в византийской традиции XI-XIV вв., однако восходит к еще более раннему периоду VI-VII вв. (изображение Иисуса Христа в мозаике капеллы св. Приска в Капуе (Италия). На Руси известен образ Спаса из деисусного чина, так называемого «Высоцкого» (ГТГ, Москва), присланного в 1380-1390 гг. из Константинополя. Диспропорция в чертах лика Спаса, позволяющая передать неоднозначность эмоционального состояния образа Богочеловека – строгого Судии и милосердного Спасителя, впервые отмечена в энкаустической иконе Христа VI в. из монастыря Св. Екатерины на Синае, а в XI-XIII вв. получила распространение в византийских памятниках.
Такие детали, как особая форма гиматия с перевязью и небольшой размер Евангелия встречаются в русских иконах XIII в. (наблюдение Л.И. Лифшица): например, небольшая икона первой половины XIII в. «Спас Вседержитель» из Ярославского музея. Кстати, по позднему преданию она была моленным образом Ярославских князей Василия и Константина. Образ Христа здесь наделен сердечностью и сдержанностью. Такой иконографический тип будет встречаться в иконах первой половины – середины XIV столетия, пример – Спас Елеазаровский.
В целом икона архаична и, как все подобные памятники, трудно поддается датировке. Отсюда разброс мнений – XIV в. (А.И. Анисимов); первая половина – вторая четверть XIV в. (Л.И. Лифшиц); середина XIV в. (И.С. Родникова); XV в. (Г.И. Вздорнов). Поскольку типология и иконографически-стилистические критерии приблизительно одинаковы, то, учитывая данные предания, предпочтительнее датировать икону серединой XIV в., хотя нельзя исключить и датировку началом XV в., то есть связать создание иконы со строительством храма 1414 г.
Историческая наука описывает этот период как эпоху укоренившихся основ псковского городского устройства и приобретения политической самостоятельности – официального отделения Пскова от Новгорода.
Искусство иконописи этого времени отмечено памятниками разнородными. Икона св. Николая из ц.Николы «от Кожи» (ГТГ) проникнута классическими идеалами и причислена к «византинизирующему» типу, а «Спас Елеазаровский» – к архаическому направлению, популярному в демократической среде. Однако в это время намечается тенденция к созданию единого русла развития, в котором постепенно нарастает линия, запечатленная в экспрессивно-импульсивных росписях Снетогорского монастыря 1313 г.
Стиль иконы противоречив. В ней угадывается высокий художественный образец, связанный с монументальными традициями живописи XIII столетия.
Некоторая упрощенность письма сочетается с впечатляющей спокойной ясностью и силой образа при его внешней хрупкости.
Красный фон также может быть расценен в плане преемственности традиций XIII в. так называемого «искусства крестоносцев». Такие иконы писались для рыцарей-варваров, завоевавших Византию в 1204 г. на целые полстолетия. «Варварский» вкус породил определенное соотношение византийских и западных черт, подчас заметно упрощая художественный язык. Несмотря на сильную потертость красочного слоя на иконе Спаса, можно судить о когда-то яркой, насыщенной палитре: алый киноварный фон в обрамлении почти белых полей; «золотой» аурипигмент (наблюдение реставратора Н.М. Ткачевой), излюбленная краска псковских иконописцев на протяжении трехсот лет – на нимбе, украшенном киноварными «каменьями», киноварный же обрез евангельского кодекса, иссиня-зеленоватый и вишнево-красный оттенки гиматия и хитона. Яркость цвета и обрисованность контуров – приемы скорее западного вкуса.
Что касается красного фона, то, как известно, в византийской эстетике красный цвет имеет сложную символику. По Дионисию Ареопагиту (V в.), это цвет пламенности, огня, а огонь «как бы в чувственных образах являет божественные свойства». Он также является «животворной» силой, отсюда красный цвет – символ жизни. Но он же и цвет крови Христа, пролитой во имя спасения человечества, а, следовательно, знак истинности Его Воплощения и грядущего Спасения рода человеческого. Это и символ Божественной любви, «пламя горения любви, согревающее сердца, чтобы страх перевоплотился в любовь» (Григорий Великий).
На Руси к красному цвету всегда было особенное отношение, недаром слова «прекрасный» и «красивый» одного корня. Поэтому красный фон здесь может быть данью традиции, идущей от народного творчества (вспомним псковскую краснофонную «Одигитрию» конца XIII – начала XIV в. в ГТГ и новгородские иконы).
Выраженный архаизм стиля – в пропорциях фигуры, в организации пластики и колористическом решении – позволяет отнести этот образ к тому направлению, где наиболее явственно проявились народные художественные вкусы.
Вместе с тем в полном внутренней экспрессии лике Спаса, в Его асимметричных чертах, уже угадывается та эмоциональная напряженность, которая впоследствии станет отличительным признаком средневековой псковской живописи.
Неоднозначность психологического состояния образа – рефлекс палеологовского искусства на местной почве, искусства позднего периода жизни Византии XIV – первой половины XV века (названного по имени правящей династии – Палеологов), драматические интонации которого, порожденные ощущением конца великой империи (завоеванием турками в 1453 г.), проникли на Русь.
Облик Спаса Елеазаровского наделен той проникновенной человечностью, глубокой созерцательностью и индивидуальностью, что отличает искусство этой эпохи. Повышенное внимание к «внутреннему человеку» в духе учения исихастов, монахов-молчальников, проповедующих возможность личного Богообщения, поднимает интерес к внутренней жизни человека, к его переживаниям и страхам перед грядущим мигом предстояния грозному Судии. В таких иконах, как Спас Елеазаровский, образ Христа трактуется как соразмерный человеческим чувствам, понимающий и всепрощающий. Греческие эпитеты «Елеемон» («Милостивый», «Милосердный») или «Психосостер» («Душеспаситель») подошли бы больше нашей иконе, нежели «Пантокротор» («Вседержитель») – образ суровый и торжественный.
Вернемся к теме почитания иконы. На Руси в летописных повестях, сказаниях, богослужебных уставах и других письменных источниках иконы, подобные Спасу, называются «чудными», «чудотворными», но чаще – «святыми», как и все другие, ибо, согласно православному восприятию иконы, Божественная благодать может быть явлена через любой, избранный Господом, образ. Все зафиксированные в источниках чудеса от псковской иконы Спаса приходятся на XIV-XVII столетия, то есть время нахождения ее в Великих пустынях. Приведем некоторые из них.
«1386 год был особенно тяжелым для всей Псковской области. В упомянутый год гнев Божий сказался трегубо; одно за другим, одно тяжелее другого, пали бедствия на Псковскую область. «Как тремя бичами гнева Своего, - говорится в монастырской летописи, - Господь бияше прародителей наших псковитян». За языческое суеверие и братоненавидение Бог попустил внутренние возмущения; за гордость и другие тяжкие грехи – войну с новгородцами; за стригольническую ересь – повсеместные гибельные пожары. Такими тяжкими бедствиями разразился гнев Божий. Псковитяне, изнемогая в бедствиях, уразумели причину своих несчастий и, объятые страхом Божьего наказания, обратились с покаянием к Богу. Стар и млад с непоколебимой верой в милосердие Божие наложили на себя пост, усилили молитвы и отправились в Великопустынскую обитель, чтобы поклониться иконе Христа Спасителя, этому неистощимому источнику чудодействующей благодати Божией.
Достигнув обители, они перед чудотворной иконой, как перед лицом Самого Сердцеведца, чистосердечно исповедали грехи свои. Велико в то время было покаяние всех, обильны были слезы у каждого, особенно молились, проливали слезы жители подмонастырской слободы и деревень: Мельницы, Колоколова, Лютых Бор и некоторых погостов, как Демяниц, Аклюдиц, Прощаников, Виделебья, Верхнего Моста, Знахлицкого, Русинского, Добрывицкого и Рюхи с принадлежащими к ним деревнями. Но кроме горячей и полной веры молитвы, истинного покаяния, сердечного сокрушения и строгого поста, псковитяне являли дела и других христианских добродетелей. Они охотно оказывали милосердие и давали приют странникам и богомольцам, шедшим в Великую пустынь, и особенно были внимательны к больным, старцам и детям. И Господь внял молению раскаявшихся рабов Своих; вера их не осталась бесплодна, и честною иконой Всемилостивого Спаса было содеяно спасение: прекратились междоусобия, умиротворились сердца враждовавших, утихла брань с новгородцами и не стало пожаров. Жители упомянутых погостов и деревень в память сего преславного чуда положили каждогодно поднимать св. икона Христа Спасителя в церковь каждого погоста для молитв, прошений и благодарений и потом обносить ее крестным ходом вокруг домов своих.
В одно из частых нападений литовцев в 1426 г. несколько их больших отрядов рассыпались по окрестностям Пскова. Однажды, не найдя себе легкой добычи вблизи города, литовцы удалились вглубь страны и неожиданно натолкнулись на Великопустынский монастырь, в то время богатый и благоустроенный и, конечно, представлявший завидную и редкостную добычу. Когда враги подступили к Великопустынской обители и уже собирались исполнить задуманное, на них напал непонятный ужас, все были до того поражены паническим страхом, что, ничего не тронув, бросились бежать и опомнились только в 12-ти верстах от монастыря. Монахи и православные люди, свидетели чуда, которым так дивно Господь сохранил обитель и Свою чудотворную икону, в благодарном восторге и в порыве радости воспели Богу хвалебную песнь и прославили Его величие и силу.
В том же 1426 году в Пскове и во всей области свирепствовала сильная моровая язва и повсеместные пожары. Псковитяне вспомнили свои прегрешения, прежние беды и, невзирая на возраст, потекли в Великую пустынь к святой иконе Всемилостивого Спаса, перед которой 40 лет назад их деды и отцы слезами испросили себе помилование. Не дерзая надеяться на силу своих молитв, они призвали на помощь ходатайство, молитвы и заступление Матери Божьей и святых благоверных князей Гавриила и Довмонта, псковских чудотворцев. И чудо, ниспосланное им через чудотворную икону Христа Спасителя, свершилось: прекратились мор и пожары. В память чудесного события жители города Порхова и погостов Славковского, Бродовичей, Мелётова и др. с их деревнями положили ежегодно приносить чудотворную икону в свои храмы для священнослужения и крестного хода, а в домы свои для молитвы».
В XVI-XVII веках, особенно в тяжелое Смутное время, жители псковской земли не раз взывали к помощи чудотворного образа. Как отмечает Сказание, в свое время, когда горечь бедствий становилась невыносимой, псковитяне и жители города Острова и многих погостов обращались в Великопустынскую обитель и неоднократно устанавливали крестные ходы с иконой-спасительницей.
После 1766 года уже из Елеазаровской обители совершалось несколько крестных ходов. Самый древний, учрежденный в конце XVI – начале XVII века еще в Великой Пустыни, назывался весенним и приходился на четвертое воскресенье по Пасхе, а в следующую среду, в день Преполовения, когда церковью вспоминается то событие из земной жизни Христа, в котором Он воззвал к Себе верующих словами: «Аще кто жаждет, приидет ко Мне и пиет», икону приносили из монастыря в Троицкий собор, а затем вместе с соборными иконами шествовали на реку Великую для освящения воды и далее – вокруг города. Вместе с установлением крестного хода псковитяне отвели в городе Пскове на Полонище для Великопустынской обители Евстафиевскую пятимученическую деревянную церковь и устроили Спасское подворье с помещением для братии. С огласно упомянутому выше сказанию выше Сказанию, в Евстафиевской церкви, сам вид которой был «зело благолепен», свершилось чудо от иконы. После вечернего богослужения, бывшего на подворье во время прибытия крестного хода, некоторые граждане упросили поднять святую икону в свои дома, а свечник с пономарем поспешили запереть церковь и забыли погасить в ней свечу. Наступила ночь, разразилась буря, сильный ветер, ворвавшись в храм, уронил свечу, и случился пожар. Подворье сгорело. Но иконы, к счастью, там не было. Она находилась на Запсковье, в доме одного больного, неподалеку от церкви Варлаама Хутынского. Верующие расценили это событие как знамение. С тех пор икона Спаса во время крестных ходов ставилась в Варлаамовской церкви для совершения перед нею всенощного бдения и литургии. Вскоре после пожара на пожертвования псковитян была сооружена ныне существующая каменная церковь во имя Преполовения - подворье Великопустынской обители (ныне подворье Елеазаровского монастыря).
В осенний крестный ход, учрежденный в 1813 г. в память победы над Наполеоном, 5 октября вместе с иконой Спаса приносилась чудотворная икона Успения Богородицы из Печерской обители. Иконы оставались несколько дней в городе, и часто их носили для чествования по домам горожан.
Третий крестный ход совершался 29 июня на острова Псковского озера – Талабские и Верхний. Он был учрежден в 1811 г. по просьбе островитян, озабоченных оскудением водоемов рыбой. Они веровали, что Спаситель, чудотворная икона которого к ним приносится, благословит труд рыбаков и их неводы наполнятся рыбой. Икону провозили по озеру на лодках.
Понятно, что такое интенсивное использование древней иконы могло ей повредить, поэтому с неё делались копии – «списки». К примеру, один из них находился в приходской церкви Великой Пустыни (см. выше); и, конечно, «списки» были обязательно в самой Елеазаровской обители, откуда исходили крестные ходы во Псков и на озерское «крестное плавание».
Создавались копии до конца XIX в. Так известен вклад в 1894 г. в Псково-Печерский монастырь настоятеля Троице-Сергиева Великолукского монастыря иеромонаха Аркадия.
С одной из копий связана любопытная история.
Для Варлаамовской церкви в Пскове, в которой всегда останавливался крестный ход по пути из Елеазаровского монастыря в Троицкий собор, тщанием церковного старосты, известного купца В.Я. Сафьянщикова была выполнена «точная копия» чудотворной иконы в 1886 г., а в 1891 – риза «подобно той (на иконе Спаса из монастыря – И.Р.) – сребропозлащенная и украшенная разноцветными камешками, стразами и бусами. На митре Спасителя два овальных финифтевых образка Спасителя и Божьей Матери, венец же украшен эмалью и прорезью. Вставлена она (икона – И.Р.) в кивот, обитый медным, посеребренным окладом с фронтоном наверху».
Однако на сохранившемся старинном снимке, сделанном псковским фотографом Кампрадом с подписью «Икона Спасителя в Елеазаровском монастыре», мы видим как раз этот самый оклад (см. фото). Мало того, удалось найти его в фондах Псковского музея, причем прекрасный венец с митрой XVII в. многие годы экспонировался как самостоятельное изделие. Оклад оказался сборным: если риза (одежда Спаса) сделана в 1891 г, то сам оклад – в 1778 г., в Москве, известным мастером Студенцовым Федором Петровым. Его работы хранятся в крупнейших музеях страны. В собрании Псковского музея, кроме оклада – потир (1776) и блюдо (1780).
Итак, к окладу XVIII в. был прикреплен венец XVII в. и сделана риза и рама на киот в конце XIX в. Всё это видим на снимке Кампрада, но с ошибочной (?!) надписью: бесспорно воспроизведена икона из церкви Варлаама Хутынского.
В чудом сохранившейся музейной инвентарной книге 1937 г. этот оклад числится как поступивший в 1934 г, но без венца и киота (венец есть, но под другим номером). Икона-копия, видимо, была оставлена в храме вместе с киотом.
Благодаря описанию А.И. Анисимова мы знаем, как выглядел оклад с древней иконы в 1928 г., и это описание соответствует записи в упомянутой выше книге 1937 года под № 757, однако в музее после возвращения коллекции драгметаллов из эвакуации не числится.
Однако на сохранившемся старинном снимке, сделанном псковским фотографом Кампрадом с подписью «Икона Спасителя в Елеазаровском монастыре», мы видим как раз этот самый оклад (см. фото). Мало того, удалось найти его в фондах Псковского музея, причем прекрасный венец с митрой XVII в. многие годы экспонировался как самостоятельное изделие. Оклад оказался сборным: если риза (одежда Спаса) сделана в 1891 г, то сам оклад – в 1778 г., в Москве, известным мастером Студенцовым Федором Петровым. Его работы хранятся в крупнейших музеях страны. В собрании Псковского музея, кроме оклада – потир (1776) и блюдо (1780).
Итак, к окладу XVIII в. был прикреплен венец XVII в. и сделана риза и рама на киот в конце XIX в. Всё это видим на снимке Кампрада, но с ошибочной (?!) надписью: бесспорно воспроизведена икона из церкви Варлаама Хутынского.
В чудом сохранившейся музейной инвентарной книге 1937 г. этот оклад числится как поступивший в 1934 г, но без венца и киота (венец есть, но под другим номером). Икона-копия, видимо, была оставлена в храме вместе с киотом.
Благодаря описанию А.И. Анисимова мы знаем, как выглядел оклад с древней иконы в 1928 г., и это описание соответствует записи в упомянутой выше книге 1937 года под № 757, однако в музее после возвращения коллекции драгметаллов из эвакуации не числится.
Ирина Родникова
pskovcenter.ru
pskovcenter.ru