Псков – один из древнейших русских городов, неразрывно связанных с главнейшими событиями отечественной истории. До сих пор неизвестно, в каком году была заложена Псковская крепость, но самые первые строения могли здесь появиться ещё в X веке.
Может ли духовник ошибиться? — Беседа с протоиереем Алексием Уминским
Опубликовано 31 марта 2015 г.
В церковных документах последнего времени, например, в недавно принятом на Архиерейском совещании документе об участии верных в Евхаристии, какие-то вопросы оставлены «на усмотрение духовника». Кто такой духовник? Тот, у кого человек постоянно исповедуется или тот, кто осуществляет духовное руководство? До какой степени нужно слушаться духовника? Решать ли с духовником бытовые вопросы? Отвечает протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва).
– Кажется, что в слово «духовник» разные люди вкладывают разные понятия. Кто же такой духовник на самом деле?
– Нет сформулированного канонического понятия, кто же является духовником. Поэтому, это слово многозначно и понимается разными людьми по-разному.
Кто-то понимает под словом «духовник» человека, который совершает таинство исповеди. То есть духовник – тот священник, у которого ты регулярно исповедуешься.
Другой человек может в понятие «духовник» вкладывать еще более серьезный смысл, такой, как, скажем, духовное руководство.
То есть человек не только регулярно исповедуется, но и находится в духовном послушании, идет по духовному пути, шаги которого он всегда обсуждает со священником. В этом смысле он этого священника считает своим духовным отцом.
Совсем недавно существовало такое понятие, как духовник православной школы, православной гимназии.
Сегодня изобретено новое выражение этого послушания – духовный попечитель – так называют священника, который регулирует духовные вопросы в учебном заведении.
Мы знаем, что духовники были у царской семьи, они назначались Священным синодом и именно у них исповедовались члены царской семьи.
Так что, повторяю, само по себе понятие «духовник» – многозначно. Скажем, у нас в Московской епархии есть несколько духовников, у которых положено исповедоваться духовенству во время Великого и Рождественского постов: например, протоиерей Георгий Бреев, протоиерей Николай Важнов.
При этом, у каждого священника может быть свой духовник – духовный отец, который осуществляет духовное руководство. А может такого и не быть.
– Насколько очевидна грань между духовником – священником, у которого исповедуешься, и духовником – духовным отцом?
– Священник не обязан быть духовным отцом. Но духовником он является постольку, поскольку имеет послушание, право принимать исповедь. Поэтому любой священник является духовником: он принимает исповедь.
Скажем, в Греческой Церкви не все священники принимают исповедь, то есть не все являются духовниками, а только те, у которых есть особое благословение архиерея. В основном, это монахи в монастырях. В Русской Церкви право принимать исповедь принадлежит каждому священнику – и опытному, и не опытному.
Кто-то понимает под словом «духовник» человека, который совершает таинство исповеди. То есть духовник – тот священник, у которого ты регулярно исповедуешься.
Другой человек может в понятие «духовник» вкладывать еще более серьезный смысл, такой, как, скажем, духовное руководство.
То есть человек не только регулярно исповедуется, но и находится в духовном послушании, идет по духовному пути, шаги которого он всегда обсуждает со священником. В этом смысле он этого священника считает своим духовным отцом.
Совсем недавно существовало такое понятие, как духовник православной школы, православной гимназии.
Сегодня изобретено новое выражение этого послушания – духовный попечитель – так называют священника, который регулирует духовные вопросы в учебном заведении.
Мы знаем, что духовники были у царской семьи, они назначались Священным синодом и именно у них исповедовались члены царской семьи.
Так что, повторяю, само по себе понятие «духовник» – многозначно. Скажем, у нас в Московской епархии есть несколько духовников, у которых положено исповедоваться духовенству во время Великого и Рождественского постов: например, протоиерей Георгий Бреев, протоиерей Николай Важнов.
При этом, у каждого священника может быть свой духовник – духовный отец, который осуществляет духовное руководство. А может такого и не быть.
– Насколько очевидна грань между духовником – священником, у которого исповедуешься, и духовником – духовным отцом?
– Священник не обязан быть духовным отцом. Но духовником он является постольку, поскольку имеет послушание, право принимать исповедь. Поэтому любой священник является духовником: он принимает исповедь.
Скажем, в Греческой Церкви не все священники принимают исповедь, то есть не все являются духовниками, а только те, у которых есть особое благословение архиерея. В основном, это монахи в монастырях. В Русской Церкви право принимать исповедь принадлежит каждому священнику – и опытному, и не опытному.
– Как быть, если молодой священник во время исповеди начинает поучать взрослого, даже пожилого прихожанина?
– Важно то, как он поучает. Потому что на самом деле это обязанность священника – поучать. Тут ничего не сделаешь.
Другое дело, чему он поучает, каким образом и с какой интонацией. Если священник, хоть и молодой, но начитанный хорошо знает святоотеческую литературу, он способен привести в пример некое поучение Святых Отцов, пример из жития святого, пример из Церковного предания, который может оказаться полезным прихожанину в его духовной жизни, в его борьбе с грехом.
Если священник начинает поучать от себя лично, от своего личного мнения, то его духовная и житейская неопытность очень часто могут принести вред, что и бывает очень часто.
– Как реагировать прихожанину в этом случае?
– Здесь не может быть универсальных советов. Помню себя в молодом возрасте, помню, как говорил какие-то нелепости людям, которые были гораздо старше меня, потому что просто не понимал, как они живут, в каких условиях.
И если бы какой-нибудь более опытный прихожанин поставил меня на место, я бы, наверное, на него сильно обиделся, потому как считал, что мой духовный сан покрывает всю мою личную глупость.
Но, думаю, что со священником можно и не согласиться, в каких-то очень индивидуальных случаях.
Здесь, как я уже сказал, нет конкретного ответа. Когда я был молодым священником, мне казалось, что знаю все. Теперь часто в ответ на вопрошания человека, который спрашивает меня во время исповеди: «А тут, батюшка, как правильно поступить?» – я говорю: «Не знаю».
Более того, мне кажется, что пока священника особо не спрашивают, он тоже не должен как-то специально, навязчиво давать свои советы.
Хотя бывают случаи, когда священник обязан подсказать нечто важное, конкретное. Вообще, область духовничества, область исповеди – таинственна. Она не может быть совсем регламентированной. То есть она, конечно, регламентируется в самих требниках, там есть специальные отделы, где священнику предлагается задать определенного рода вопросы исповедующемуся.
Но, если посмотреть на эти вопросы в контексте современности, то станет ясно, что они не совсем в него вписываются.
За последние лет двадцать мы столкнулись с очень большой проблемой, которая называется младостарчество. По этому поводу было много всего сказано, в том числе и покойным Святейшим Патриархом Алексием, опытными священниками.
К сожалению, так и не было принято решение не доверять право исповеди только что рукоположенному священнику. Хотя в ситуации, когда священников не хватает, а людей, приходящих в храм, много, так поступать было невозможно.
Сейчас ситуация поменялась. Более того, в документе «Об участии верных в Евхаристии» говорится, что духовник может регулировать частоту исповеди у своих прихожан, которых он хорошо знает, знает их духовную жизнь. Это значит, что в таких приходах можно доверять исповедь опытному священнику. А у молодого священника, только рукоположенного, появляется возможность учиться у старших священников…
– Важно то, как он поучает. Потому что на самом деле это обязанность священника – поучать. Тут ничего не сделаешь.
Другое дело, чему он поучает, каким образом и с какой интонацией. Если священник, хоть и молодой, но начитанный хорошо знает святоотеческую литературу, он способен привести в пример некое поучение Святых Отцов, пример из жития святого, пример из Церковного предания, который может оказаться полезным прихожанину в его духовной жизни, в его борьбе с грехом.
Если священник начинает поучать от себя лично, от своего личного мнения, то его духовная и житейская неопытность очень часто могут принести вред, что и бывает очень часто.
– Как реагировать прихожанину в этом случае?
– Здесь не может быть универсальных советов. Помню себя в молодом возрасте, помню, как говорил какие-то нелепости людям, которые были гораздо старше меня, потому что просто не понимал, как они живут, в каких условиях.
И если бы какой-нибудь более опытный прихожанин поставил меня на место, я бы, наверное, на него сильно обиделся, потому как считал, что мой духовный сан покрывает всю мою личную глупость.
Но, думаю, что со священником можно и не согласиться, в каких-то очень индивидуальных случаях.
Здесь, как я уже сказал, нет конкретного ответа. Когда я был молодым священником, мне казалось, что знаю все. Теперь часто в ответ на вопрошания человека, который спрашивает меня во время исповеди: «А тут, батюшка, как правильно поступить?» – я говорю: «Не знаю».
Более того, мне кажется, что пока священника особо не спрашивают, он тоже не должен как-то специально, навязчиво давать свои советы.
Хотя бывают случаи, когда священник обязан подсказать нечто важное, конкретное. Вообще, область духовничества, область исповеди – таинственна. Она не может быть совсем регламентированной. То есть она, конечно, регламентируется в самих требниках, там есть специальные отделы, где священнику предлагается задать определенного рода вопросы исповедующемуся.
Но, если посмотреть на эти вопросы в контексте современности, то станет ясно, что они не совсем в него вписываются.
За последние лет двадцать мы столкнулись с очень большой проблемой, которая называется младостарчество. По этому поводу было много всего сказано, в том числе и покойным Святейшим Патриархом Алексием, опытными священниками.
К сожалению, так и не было принято решение не доверять право исповеди только что рукоположенному священнику. Хотя в ситуации, когда священников не хватает, а людей, приходящих в храм, много, так поступать было невозможно.
Сейчас ситуация поменялась. Более того, в документе «Об участии верных в Евхаристии» говорится, что духовник может регулировать частоту исповеди у своих прихожан, которых он хорошо знает, знает их духовную жизнь. Это значит, что в таких приходах можно доверять исповедь опытному священнику. А у молодого священника, только рукоположенного, появляется возможность учиться у старших священников…
Мне кажется, сам момент навыка исповеди, душепопечения не преподается в семинариях должным образом. Опытные духовники могут рассказать о тех моментах, с которыми сталкивается священник на практике, и которые просто неизвестны молодому человеку, только принявшему сан. Когда он оказывается перед лицом серьезной исповеди, может растеряться. Кого-то исповедь может просто сильно шокировать, он не поймет, как реагировать.
Например, к молодому священнику в крупном провинциальном индустриальном городе приходит на свою первую исповедь женщина лет 55. И исповедует она ему всю свою жизнь, тяжелую жизнь русской женщины, с пьющим мужем, со всеми сложностями и трагедиями и говорит о количестве абортов, которых может быть больше десяти.
Священник не всегда сумеет на это правильно прореагировать: он сложит в своем уме эти 10 абортов. Каждый, как убийство, отлучает человека на 20 лет от причастия. Так что, получается, пожизненное отлучение.
В общем, формально священник поступит правильно, потому как канон предполагает такое наказание. Но, очевидно, что сегодня так невозможно действовать, потому что жизнь людей совершенно иная и нужно знать, о чем идет речь.
А молодой священник может не понимать, что эта женщина нуждается не в отлучении, а, наоборот, в поддержке. Если она пришла с покаянием, нужно помочь ей дальше идти ко Христу.
Таких нюансов – множество. Священник может сталкиваться с психически больными людьми. Причем психическая болезнь не сразу становится священнику понятной, потому, что она очень ловко мимикрирует под религиозное поведение. Неопытный священник может этого совершенно не понимать и всерьез относиться к человеку, думая, что он живет духовной жизнью, а это, возможно, одна из форм шизофрении…
Или, например, вот еще такой, к сожалению, совершенно хрестоматийный случай. Приходят к молодому священнику родители, у которых умирает или умер маленький ребенок. Они задают вопрос: «За что дети страдают?!» Священник может безапелляционно ответить: «За ваши грехи».
А они не могут понять, потому что в их жизни нет никаких серьезных грехов, как им кажется, за которые несчастный, невинный ребенок должен нести такое ужасное наказание, такие страшные муки, боли на глазах родителей. Они готовы себе руки, ноги отрезать, только чтобы ребенок был избавлен от страданий.
И больше, после услышанного, родители в такого Бога верить не хотят. А священник не знает, что так невозможно разговаривать с людьми, которые переживают горе, находятся в периоде острого страдания.
В конечном итоге, священник через какое-то время чему-то научится. Так бывает чаще всего. Но нельзя, чтобы у священника, как у хирурга, было свое кладбище, нельзя учить священника исповедовать на уровне живых людей, которые получают от него в начале огромное количество опасных, неправильных, жестких, жестоких поучений.
Лет через десять священник вразумляется, понимает свои ошибки и начинает быть хорошим духовником. Мы все прошли через это.
Но, мне кажется, нужно уже что-то делать с этим. Каким-то образом вводить технику безопасности. Стоит серьезно обсуждать вопрос, всем ли становиться сразу духовниками или все-таки священнику стоит послужить, посмотреть на людей, пообщаться с ними, быть просто сначала катехизатором и постепенно входить в таинство исповеди через собеседование и общение с опытными священниками.
Тем более мы видим опыт Греческой Церкви, где опытные духовники, монахи, действительно знают, что такое исповедь. Они получают на это благословение. К ним в монастыри приезжают огромное количество людей с тем, чтобы по-настоящему, всерьез получить духовную пользу от исповеди, а не просто использовать исповедь как пропуск к причастию.
Например, к молодому священнику в крупном провинциальном индустриальном городе приходит на свою первую исповедь женщина лет 55. И исповедует она ему всю свою жизнь, тяжелую жизнь русской женщины, с пьющим мужем, со всеми сложностями и трагедиями и говорит о количестве абортов, которых может быть больше десяти.
Священник не всегда сумеет на это правильно прореагировать: он сложит в своем уме эти 10 абортов. Каждый, как убийство, отлучает человека на 20 лет от причастия. Так что, получается, пожизненное отлучение.
В общем, формально священник поступит правильно, потому как канон предполагает такое наказание. Но, очевидно, что сегодня так невозможно действовать, потому что жизнь людей совершенно иная и нужно знать, о чем идет речь.
А молодой священник может не понимать, что эта женщина нуждается не в отлучении, а, наоборот, в поддержке. Если она пришла с покаянием, нужно помочь ей дальше идти ко Христу.
Таких нюансов – множество. Священник может сталкиваться с психически больными людьми. Причем психическая болезнь не сразу становится священнику понятной, потому, что она очень ловко мимикрирует под религиозное поведение. Неопытный священник может этого совершенно не понимать и всерьез относиться к человеку, думая, что он живет духовной жизнью, а это, возможно, одна из форм шизофрении…
Или, например, вот еще такой, к сожалению, совершенно хрестоматийный случай. Приходят к молодому священнику родители, у которых умирает или умер маленький ребенок. Они задают вопрос: «За что дети страдают?!» Священник может безапелляционно ответить: «За ваши грехи».
А они не могут понять, потому что в их жизни нет никаких серьезных грехов, как им кажется, за которые несчастный, невинный ребенок должен нести такое ужасное наказание, такие страшные муки, боли на глазах родителей. Они готовы себе руки, ноги отрезать, только чтобы ребенок был избавлен от страданий.
И больше, после услышанного, родители в такого Бога верить не хотят. А священник не знает, что так невозможно разговаривать с людьми, которые переживают горе, находятся в периоде острого страдания.
В конечном итоге, священник через какое-то время чему-то научится. Так бывает чаще всего. Но нельзя, чтобы у священника, как у хирурга, было свое кладбище, нельзя учить священника исповедовать на уровне живых людей, которые получают от него в начале огромное количество опасных, неправильных, жестких, жестоких поучений.
Лет через десять священник вразумляется, понимает свои ошибки и начинает быть хорошим духовником. Мы все прошли через это.
Но, мне кажется, нужно уже что-то делать с этим. Каким-то образом вводить технику безопасности. Стоит серьезно обсуждать вопрос, всем ли становиться сразу духовниками или все-таки священнику стоит послужить, посмотреть на людей, пообщаться с ними, быть просто сначала катехизатором и постепенно входить в таинство исповеди через собеседование и общение с опытными священниками.
Тем более мы видим опыт Греческой Церкви, где опытные духовники, монахи, действительно знают, что такое исповедь. Они получают на это благословение. К ним в монастыри приезжают огромное количество людей с тем, чтобы по-настоящему, всерьез получить духовную пользу от исповеди, а не просто использовать исповедь как пропуск к причастию.
Послушание и безответственность
– Духовник как духовный отец должен быть у каждого православного?
– Что касается духовного руководства, у нас нет никаких канонических правил о том, что каждый православный человек должен иметь в своей жизни духовного наставника, руководителя, у которого он будет в послушании. Такое духовное наставничество важно людям, действительно сугубо серьезно относящимся к своему духовному пути, к своей духовной жизни, уже имеющим духовный опыт.
Наша Церковь обладает всей полнотой для спасения. В Церкви есть таинства, есть Священное Писание, Священное Предание, традиции, возможность человеку научиться духовному пути в самой Церкви, не прибегая для этого к особенным способам.
Духовничество как таковое, о котором идет речь, выходит из среды монашества. Поступающий в монастырь принимает на себя обет послушания, который предполагает отсечение своей воли перед волей духовного наставника, исповедование ему помыслов и, тем самым, серьезное, сугубо духовное руководство в определенных, специально для этого созданных, условиях.
А жизнь мирянина в больших и маленьких городах не предполагает специальных условий, в которых человек мог бы быть в послушании.
Но существуют, безо всякого сомнения, люди очень высокого духовного настроя. Они будут жаждать научиться духовной жизни, искать опытных духовных людей, подвижников, которые прошли некий путь и через духовный опыт знают, свидетельствуют о своем познании Бога. И этим опытом они умеют делиться. Потому что даже не каждый подвижник, прошедший такой путь, может своим опытом поделиться. Это тоже определенный дар.
То есть человек может быть очень высокой духовной жизни, подвижником, но передать это правильно, адекватно ученику, понимая его духовное состояние, духовный опыт, может совсем не каждый. Поэтому не у каждого святого в личном общении можно чему-то научиться, не у каждого подвижника, не у каждого старца.
Хочется подчеркнуть, что люди, ищущие духовного пути, обращаются к своим духовным отцам именно за духовным опытом, за правильным пониманием тех обстоятельств жизни, в которых они находятся, чтобы познать волю Божию.
Но волю Божию познать именно в правильном направлении. Не в смысле познать волю Божию в том, чтобы, скажем, разменивать квартиру или не разменивать, переезжать на пмж или оставаться, поступать в такой институт или не поступать, покупать машину или не покупать: речь идет о пути ко спасению.
Потому что у нас, к сожалению, вопрошание человека о чем-то, в основном касается вот этих бытовых вещей, которые ко спасению могут не иметь вообще никакого отношения.
– Духовник как духовный отец должен быть у каждого православного?
– Что касается духовного руководства, у нас нет никаких канонических правил о том, что каждый православный человек должен иметь в своей жизни духовного наставника, руководителя, у которого он будет в послушании. Такое духовное наставничество важно людям, действительно сугубо серьезно относящимся к своему духовному пути, к своей духовной жизни, уже имеющим духовный опыт.
Наша Церковь обладает всей полнотой для спасения. В Церкви есть таинства, есть Священное Писание, Священное Предание, традиции, возможность человеку научиться духовному пути в самой Церкви, не прибегая для этого к особенным способам.
Духовничество как таковое, о котором идет речь, выходит из среды монашества. Поступающий в монастырь принимает на себя обет послушания, который предполагает отсечение своей воли перед волей духовного наставника, исповедование ему помыслов и, тем самым, серьезное, сугубо духовное руководство в определенных, специально для этого созданных, условиях.
А жизнь мирянина в больших и маленьких городах не предполагает специальных условий, в которых человек мог бы быть в послушании.
Но существуют, безо всякого сомнения, люди очень высокого духовного настроя. Они будут жаждать научиться духовной жизни, искать опытных духовных людей, подвижников, которые прошли некий путь и через духовный опыт знают, свидетельствуют о своем познании Бога. И этим опытом они умеют делиться. Потому что даже не каждый подвижник, прошедший такой путь, может своим опытом поделиться. Это тоже определенный дар.
То есть человек может быть очень высокой духовной жизни, подвижником, но передать это правильно, адекватно ученику, понимая его духовное состояние, духовный опыт, может совсем не каждый. Поэтому не у каждого святого в личном общении можно чему-то научиться, не у каждого подвижника, не у каждого старца.
Хочется подчеркнуть, что люди, ищущие духовного пути, обращаются к своим духовным отцам именно за духовным опытом, за правильным пониманием тех обстоятельств жизни, в которых они находятся, чтобы познать волю Божию.
Но волю Божию познать именно в правильном направлении. Не в смысле познать волю Божию в том, чтобы, скажем, разменивать квартиру или не разменивать, переезжать на пмж или оставаться, поступать в такой институт или не поступать, покупать машину или не покупать: речь идет о пути ко спасению.
Потому что у нас, к сожалению, вопрошание человека о чем-то, в основном касается вот этих бытовых вещей, которые ко спасению могут не иметь вообще никакого отношения.
– Нередко люди ищут духовного отца, чтобы снять себя ответственность…
– Да, к сожалению, люди склонны искать или назначать себе духовного отца, чтобы свалить с себя ответственность за жизнь на кого-то другого. Поэтому им так проще: «Я ни за что не отвечаю, а как батюшка скажет, так и будет. Скажет и все, разведусь. Или, наоборот, не разведусь».
Очень часто человеку просто страшно жить, страшно принимать решения, страшно ошибаться: у него недоверие к Богу. Поэтому он за послушание выдает свою безответственность, свою трусость жить и вкладывает это в красивые рамки якобы духовной жизни. Не думаю, что здесь очень много духовности.
– Но ведь человек в любом случае вверяет духовному отцу свою жизнь?
– Это довольно сложный момент. Например, кто-то захочет мне вверить свою жизнь, а я не хочу ничью жизнь полностью взять в свои руки. Люди, которые вверяют кому-то духовную жизнь, должны быть уверены в том, что тот, кому они вверяют, готов ее взять.
Готовность принятия на себя другой жизни заключается в очень глубоком знании и понимании друг друга, в очень глубоком духовном проникновении, в единомыслии. Должно быть внутреннее духовное родство, когда человек решается взять другую жизнь на себя, а другой решается эту духовную жизнь ему вручить. Это моменты очень сложные, и я бы сказал, в каком-то смысле уникальные.
Когда люди, которых я в течение многих, многих лет знаю как своих прихожан, которые у меня регулярно исповедуются, в большей степени или в меньшей степени вверяются мне, и я их принимаю, всё равно оставляю свободу за самим человеком, в том числе оставаясь свободен сам. Потому что я не застрахован от ошибок, как человек грешный, могу дать неправильный совет.
То есть я оставляю любому человеку возможность слушать меня или, наоборот, не слушать. Мой любой совет не имеет категорического разрешения.
Когда же человек настолько доверяет другому свою жизнь, а тот в любви и слышании Бога её берёт, то даже когда духовник ошибается (и святой человек может ошибиться), то за любовь и за послушание принимает без роптаний даже ошибку своего духовника. И она может через эту милость и любовь не принести человеку духовного вреда.
Но в данном случае, когда мы говорим о духовничестве в миру, когда белый священник становится кому-то духовным отцом, стоит вопрос личной свободы и личной ответственности. Священник не может быть категоричным настолько, чтоб сказать: только так и никак по-другому. Он может дать совет, а человек может принять, а может не принять. Тут всё зависит от степени взаимопроникновения, духовного родства.
– Да, к сожалению, люди склонны искать или назначать себе духовного отца, чтобы свалить с себя ответственность за жизнь на кого-то другого. Поэтому им так проще: «Я ни за что не отвечаю, а как батюшка скажет, так и будет. Скажет и все, разведусь. Или, наоборот, не разведусь».
Очень часто человеку просто страшно жить, страшно принимать решения, страшно ошибаться: у него недоверие к Богу. Поэтому он за послушание выдает свою безответственность, свою трусость жить и вкладывает это в красивые рамки якобы духовной жизни. Не думаю, что здесь очень много духовности.
– Но ведь человек в любом случае вверяет духовному отцу свою жизнь?
– Это довольно сложный момент. Например, кто-то захочет мне вверить свою жизнь, а я не хочу ничью жизнь полностью взять в свои руки. Люди, которые вверяют кому-то духовную жизнь, должны быть уверены в том, что тот, кому они вверяют, готов ее взять.
Готовность принятия на себя другой жизни заключается в очень глубоком знании и понимании друг друга, в очень глубоком духовном проникновении, в единомыслии. Должно быть внутреннее духовное родство, когда человек решается взять другую жизнь на себя, а другой решается эту духовную жизнь ему вручить. Это моменты очень сложные, и я бы сказал, в каком-то смысле уникальные.
Когда люди, которых я в течение многих, многих лет знаю как своих прихожан, которые у меня регулярно исповедуются, в большей степени или в меньшей степени вверяются мне, и я их принимаю, всё равно оставляю свободу за самим человеком, в том числе оставаясь свободен сам. Потому что я не застрахован от ошибок, как человек грешный, могу дать неправильный совет.
То есть я оставляю любому человеку возможность слушать меня или, наоборот, не слушать. Мой любой совет не имеет категорического разрешения.
Когда же человек настолько доверяет другому свою жизнь, а тот в любви и слышании Бога её берёт, то даже когда духовник ошибается (и святой человек может ошибиться), то за любовь и за послушание принимает без роптаний даже ошибку своего духовника. И она может через эту милость и любовь не принести человеку духовного вреда.
Но в данном случае, когда мы говорим о духовничестве в миру, когда белый священник становится кому-то духовным отцом, стоит вопрос личной свободы и личной ответственности. Священник не может быть категоричным настолько, чтоб сказать: только так и никак по-другому. Он может дать совет, а человек может принять, а может не принять. Тут всё зависит от степени взаимопроникновения, духовного родства.
Ослушаться духовника…
– Бывает, когда монашествующие духовные отцы дают (или не дают) благословение на какие-то важные вещи – принять монашество, жениться, это оказывается душевно полезным для человека. Но, с другой стороны, могут быть сломанные судьбы. Как здесь разобраться?
– Бывают сломанные судьбы. Бывают ошибки. Потому что «женись – не женись», – это вопрос во многом человеческого разума, человеческой трезвенности. Ведь если человек во что бы то ни стало хочет жениться или выйти замуж, он все равно это сделает, но это не значит, что его выбор будет правильный. У кого бы он ни брал благословение.
Здесь вновь вопрос, на который нет однозначных ответов. Бывает так, бывает еще и иначе.
Приехали два незнакомых молодых человека к незнакомому монаху, и он им дал благословение – это один случай. Приехали к своему духовнику, архимандриту какому-нибудь, старцу в монастырь очень хорошо знакомые ему люди, которые в течение многих лет приезжают к нему – другой.
– Если человек не согласен с советом духовного отца, опасно – ослушаться? Действительно: ослушаться духовника – ослушаться Бога?
– В каких-то случаях, если имеется в виду послушание старцу в монастыре как обет, данный при постриге – это одно. Если идет речь о том, что человек пришел на исповедь к какому-то молодому священнику, и тот ему сказал: «Ты должен делать так», – а тот не послушался, то это совсем другое.
– Если священник очень пытается проникнуть в жизнь человека, спрашивая то, что ты не готов обсуждать, как здесь быть?
– Если это священник, которого вы не знаете и случайно попали к нему на исповедь, вы совершенно спокойно можете сказать: «Батюшка, я этот вопрос обсуждать с вами не хочу, извините, это не вопрос моей исповеди. Я хочу вам рассказать о своих грехах, грехи у меня такие. Все. А что я, кто я, где работаю, сколько у меня зарплата, это, простите меня, к исповеди никакого отношения не имеет».
Если речь о духовнике, здесь важно, насколько сам человек считает нужным для себя, чтобы духовник знал какие-то обстоятельства его жизни. Вот, например, у человека семейная проблема. Он приходит посоветоваться: «Батюшка, посоветуйте, я не знаю, как мне поступать». Это может быть и незнакомый человек или малознакомый человек, которого присылают мои прихожане, потому что ему не с кем посоветоваться.
Соответственно, я начинаю беседу: «Расскажите об обстоятельствах вашей жизни, кто вы, а сколько вам лет?» Мне нужно хотя бы приблизительно увидеть атмосферу, выяснить обстановку. Если человек не хочет об этом рассказывать – и не надо.
Это всё примерно так, как человек приходит к врачу и должен рассказать, где у него что болит, как он питается, что ест, как спит и так далее. Вплоть до того, какого цвета у него моча, если это нужно.
Так и священник спрашивает, если он действительно всерьез должен помочь решить какую-то проблему, и сам человек этого хочет и просит, и за этим к нему обращается. Так что пришедший с вопросом в каком-то смысле должен проявить инициативу, рассказать о себе.
– Многие мечтают, чтобы найти настоящего духовного отца – прозорливого старца…
– В духовной жизни мечтать очень вредно. Катастрофически вредно. Потому что очень много людей, к сожалению, начитавшись разных книг о «духовном», начинают мечтать и всю свою жизнь пытаются выстраивать по каким-то иллюзорным своим представлениям. Это очень плохо. Духовная жизнь — это реальность.
– Бывает, когда монашествующие духовные отцы дают (или не дают) благословение на какие-то важные вещи – принять монашество, жениться, это оказывается душевно полезным для человека. Но, с другой стороны, могут быть сломанные судьбы. Как здесь разобраться?
– Бывают сломанные судьбы. Бывают ошибки. Потому что «женись – не женись», – это вопрос во многом человеческого разума, человеческой трезвенности. Ведь если человек во что бы то ни стало хочет жениться или выйти замуж, он все равно это сделает, но это не значит, что его выбор будет правильный. У кого бы он ни брал благословение.
Здесь вновь вопрос, на который нет однозначных ответов. Бывает так, бывает еще и иначе.
Приехали два незнакомых молодых человека к незнакомому монаху, и он им дал благословение – это один случай. Приехали к своему духовнику, архимандриту какому-нибудь, старцу в монастырь очень хорошо знакомые ему люди, которые в течение многих лет приезжают к нему – другой.
– Если человек не согласен с советом духовного отца, опасно – ослушаться? Действительно: ослушаться духовника – ослушаться Бога?
– В каких-то случаях, если имеется в виду послушание старцу в монастыре как обет, данный при постриге – это одно. Если идет речь о том, что человек пришел на исповедь к какому-то молодому священнику, и тот ему сказал: «Ты должен делать так», – а тот не послушался, то это совсем другое.
– Если священник очень пытается проникнуть в жизнь человека, спрашивая то, что ты не готов обсуждать, как здесь быть?
– Если это священник, которого вы не знаете и случайно попали к нему на исповедь, вы совершенно спокойно можете сказать: «Батюшка, я этот вопрос обсуждать с вами не хочу, извините, это не вопрос моей исповеди. Я хочу вам рассказать о своих грехах, грехи у меня такие. Все. А что я, кто я, где работаю, сколько у меня зарплата, это, простите меня, к исповеди никакого отношения не имеет».
Если речь о духовнике, здесь важно, насколько сам человек считает нужным для себя, чтобы духовник знал какие-то обстоятельства его жизни. Вот, например, у человека семейная проблема. Он приходит посоветоваться: «Батюшка, посоветуйте, я не знаю, как мне поступать». Это может быть и незнакомый человек или малознакомый человек, которого присылают мои прихожане, потому что ему не с кем посоветоваться.
Соответственно, я начинаю беседу: «Расскажите об обстоятельствах вашей жизни, кто вы, а сколько вам лет?» Мне нужно хотя бы приблизительно увидеть атмосферу, выяснить обстановку. Если человек не хочет об этом рассказывать – и не надо.
Это всё примерно так, как человек приходит к врачу и должен рассказать, где у него что болит, как он питается, что ест, как спит и так далее. Вплоть до того, какого цвета у него моча, если это нужно.
Так и священник спрашивает, если он действительно всерьез должен помочь решить какую-то проблему, и сам человек этого хочет и просит, и за этим к нему обращается. Так что пришедший с вопросом в каком-то смысле должен проявить инициативу, рассказать о себе.
– Многие мечтают, чтобы найти настоящего духовного отца – прозорливого старца…
– В духовной жизни мечтать очень вредно. Катастрофически вредно. Потому что очень много людей, к сожалению, начитавшись разных книг о «духовном», начинают мечтать и всю свою жизнь пытаются выстраивать по каким-то иллюзорным своим представлениям. Это очень плохо. Духовная жизнь — это реальность.
– Если духовник сам говорит о решении каких-то бытовых вопросов, например, делать детям прививки или нет…
– Это не дело священника – заниматься прививками. Если человек сам приходит с таким вопросом, мне кажется, правильнее ответить: «Решайте сами».
Так же ответить и на вопросы из серии, у кого лучше лечиться: у гомеопата или у аллопата. Кто-то хочет лечиться у гомеопата – ну, лечись. Кто-то хочет лечиться у аллопата, – пожалуйста. Кто-то пьет эти самые шарики, кто-то пьет антибиотики. Это не имеет никакого отношения к духовной жизни.
Ко мне могут обратиться люди: «Батюшка, делать мне операцию или не делать?» А я откуда знаю? Я что – врач? У меня глаза – рентген? И мне страшно, когда кто-то из священников считает, что он может что-то по этому поводу знать. Мне страшно и за священника такого, и за человека, который с этим обратился к священнику.
Еще могу понять, когда спрашивают у духоносного старца уровня отца Иоанна Крестьянкина, который может что-то действительно знать от Бога, чего не известно другому. Я – обычный священник, обычный человек, не знаю, у меня никаких специальных духовных даров нет.
В конце концов, у человека есть страшная ответственность принимать решения самому.
– Как понять: хороший духовник или он просто властвует, и это идет во вред?
– Это понимается по состоянию человека. Если человек живет радостно, у него видны небольшие плоды духовной жизни, нет уныния, если он чувствует полноту в сердце, значит – это правильное духовное руководство.
От духовного руководства у человека не должно быть уныния. Если человек после духовника находится в постоянном унынии, в самоедстве, в каком-то подчинении, значит это что-то не то. Все познается по плодам.
– Нужно ли искать духовника, у которого будешь исповедоваться постоянно?
– Если человек ходит в один и тот же приход и является членом общины, в этой общине он причащается, а не просто бегает по разным храмам, потому что Евхаристия – это церковное общинное дело, и он находится, в том числе, вместе со священником, который совершает эту Евхаристию, который проповедует, который настраивает приход на правильный духовный лад.
Ведь духовничество может священником выражаться не только в постоянном давании советов на исповеди. Духовное руководство приходом осуществляется священником через проповедь, через молитву, через служение, через организацию приходской жизни как общего служения.
В этом духовном руководстве люди видят, как священник молится, как служит, как относится к своим прихожанам, как проводит беседы, как готовит людей к причастию, как готовит людей к таинствам: к венчанию, крещению и так далее. Это все комплекс духовного руководства. Не такой индивидуальный, как мы ищем, а вот такой приходско-общинный.
И вот этого духовного руководства очень не хватает. Живого слова проповеди, правильной интонации, открытого служения, разумного понимания того, что люди ждут от самой Церкви. Потому что сама Церковь имеет полноту даров Божьих.
– Может ли быть духовник заочный, без регулярного общения?
– Может. Скажем, в смысле духовного руководства для меня огромную роль сыграл митрополит Антоний Сурожский. Я был с ним лично не знаком. Я знаю о нем, его по его проповедям и книгам.
Ответы на очень многие вопросы, которые меня волновали, я находил у владыки Антония в его проповедях, в его словах, в его беседах.
– Это не дело священника – заниматься прививками. Если человек сам приходит с таким вопросом, мне кажется, правильнее ответить: «Решайте сами».
Так же ответить и на вопросы из серии, у кого лучше лечиться: у гомеопата или у аллопата. Кто-то хочет лечиться у гомеопата – ну, лечись. Кто-то хочет лечиться у аллопата, – пожалуйста. Кто-то пьет эти самые шарики, кто-то пьет антибиотики. Это не имеет никакого отношения к духовной жизни.
Ко мне могут обратиться люди: «Батюшка, делать мне операцию или не делать?» А я откуда знаю? Я что – врач? У меня глаза – рентген? И мне страшно, когда кто-то из священников считает, что он может что-то по этому поводу знать. Мне страшно и за священника такого, и за человека, который с этим обратился к священнику.
Еще могу понять, когда спрашивают у духоносного старца уровня отца Иоанна Крестьянкина, который может что-то действительно знать от Бога, чего не известно другому. Я – обычный священник, обычный человек, не знаю, у меня никаких специальных духовных даров нет.
В конце концов, у человека есть страшная ответственность принимать решения самому.
– Как понять: хороший духовник или он просто властвует, и это идет во вред?
– Это понимается по состоянию человека. Если человек живет радостно, у него видны небольшие плоды духовной жизни, нет уныния, если он чувствует полноту в сердце, значит – это правильное духовное руководство.
От духовного руководства у человека не должно быть уныния. Если человек после духовника находится в постоянном унынии, в самоедстве, в каком-то подчинении, значит это что-то не то. Все познается по плодам.
– Нужно ли искать духовника, у которого будешь исповедоваться постоянно?
– Если человек ходит в один и тот же приход и является членом общины, в этой общине он причащается, а не просто бегает по разным храмам, потому что Евхаристия – это церковное общинное дело, и он находится, в том числе, вместе со священником, который совершает эту Евхаристию, который проповедует, который настраивает приход на правильный духовный лад.
Ведь духовничество может священником выражаться не только в постоянном давании советов на исповеди. Духовное руководство приходом осуществляется священником через проповедь, через молитву, через служение, через организацию приходской жизни как общего служения.
В этом духовном руководстве люди видят, как священник молится, как служит, как относится к своим прихожанам, как проводит беседы, как готовит людей к причастию, как готовит людей к таинствам: к венчанию, крещению и так далее. Это все комплекс духовного руководства. Не такой индивидуальный, как мы ищем, а вот такой приходско-общинный.
И вот этого духовного руководства очень не хватает. Живого слова проповеди, правильной интонации, открытого служения, разумного понимания того, что люди ждут от самой Церкви. Потому что сама Церковь имеет полноту даров Божьих.
– Может ли быть духовник заочный, без регулярного общения?
– Может. Скажем, в смысле духовного руководства для меня огромную роль сыграл митрополит Антоний Сурожский. Я был с ним лично не знаком. Я знаю о нем, его по его проповедям и книгам.
Ответы на очень многие вопросы, которые меня волновали, я находил у владыки Антония в его проповедях, в его словах, в его беседах.
– Если обобщить, каков процент свободы и послушания в духовном руководстве? Где остается личная воля, а где человек покоряется воле духовника?
– В данном случае сам духовник может сказать правильные и определенные вещи. Где-то на чем-то может настоять, если это действительно очевидно и правильно, и он знает это доподлинно по своему опыту. А что-то может дать просто как совет, и уже люди сами решают.
Например, ко мне может подойти прихожанка, которую я знаю давно: «Вот, батюшка, я нашла, наконец, избранника жизни и мы хотим пожениться». Смотрю я, с точки зрения уже пожившего человека и что-то понимающего, – так себе избранничек, стоило бы попристальней к нему приглядеться, а не так – в омут с головой, сразу. Говорю: «Знаешь что, может быть не стоит торопиться?»
Бывает, в ответ слышу: «Ах, нет, батюшка, вы не понимаете, у нас так все здорово». «Ну, – говорю, – раз я не понимаю, тогда делайте так, как вы хотите». Но венчать отказываюсь, поскольку не считаю вправе брать на себя ответственность там, где у меня сомнения. Если у вас другое мнение, и вы уверены в своих чувствах, пожалуйста, делайте так как нужно, но без меня.
Вообще, в духовном руководстве священник не берет ответственность за поступки другого человека. Он помогает человеку. Он может им руководить, давать пример, направлять.
Это не значит, что он принимает ответственность за жизнь человека, который хочет с себя ее сложить. Иначе это уже не духовное руководство. И даже монашеское послушание – это не есть перекладывание ответственности и жизнь в безответственности. Послушание – это не безответственность.
– В данном случае сам духовник может сказать правильные и определенные вещи. Где-то на чем-то может настоять, если это действительно очевидно и правильно, и он знает это доподлинно по своему опыту. А что-то может дать просто как совет, и уже люди сами решают.
Например, ко мне может подойти прихожанка, которую я знаю давно: «Вот, батюшка, я нашла, наконец, избранника жизни и мы хотим пожениться». Смотрю я, с точки зрения уже пожившего человека и что-то понимающего, – так себе избранничек, стоило бы попристальней к нему приглядеться, а не так – в омут с головой, сразу. Говорю: «Знаешь что, может быть не стоит торопиться?»
Бывает, в ответ слышу: «Ах, нет, батюшка, вы не понимаете, у нас так все здорово». «Ну, – говорю, – раз я не понимаю, тогда делайте так, как вы хотите». Но венчать отказываюсь, поскольку не считаю вправе брать на себя ответственность там, где у меня сомнения. Если у вас другое мнение, и вы уверены в своих чувствах, пожалуйста, делайте так как нужно, но без меня.
Вообще, в духовном руководстве священник не берет ответственность за поступки другого человека. Он помогает человеку. Он может им руководить, давать пример, направлять.
Это не значит, что он принимает ответственность за жизнь человека, который хочет с себя ее сложить. Иначе это уже не духовное руководство. И даже монашеское послушание – это не есть перекладывание ответственности и жизнь в безответственности. Послушание – это не безответственность.