«Как бы я хотел, чтобы все вы были поэтами» -

О том, что есть творчество в свете христианства, каковы критерии истинного искусства и какие тенденции современной культуры таят в себе духовную опасность, – размышляет иеромонах Давид (Легейда), благочинный и регент братского хора Валаамского монастыря.

– Отец Давид, что такое творчество с христианской точки зрения?

– По-гречески слово «творец» пишется ποιητής, то есть поэт. Когда мы читаем Символ веры: «Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…», по-гречески это звучит: «…Поэта». Бог – первый Поэт. Но наш Господь и Творец назвал Себя также и Любовью. И как говорят древние мыслители, причина сотворения мира нашим Творцом – преизливающаяся чаша преизобилующей любви Божией, Который венцом Своего творения создал подобного Себе человека, чтобы сделать его причастным блаженства Своей крестной и совершенной любви. Ибо только «подобным познается подобное». И поэтому Творец наш создал человека подобным Себе и оставил ему главную заповедь: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя (Лк. 10:27). То есть, весь человек должен стать любовью. И от полноты своей любви познавать Творца и творить любовь, точнее – заниматься сотворчеством со своим Творцом и Спасителем.

Обычно в церковной терминологии ко всем главным духовным деланиям добавляется именно глагол «творить»: сотворить любовь, сотворить послушание, сотворить молитву… И христианин в этом плане может и должен быть самым вдохновенным человеком. Духовная жизнь должна охватить весь его суточный круг и всю его деятельность и вдохновлять его не лениться, а жить деятельно. Поэтому старец Софроний (Сахаров), сподвижник преподобного Силуана Афонского, часто взывал к своим ученикам: «Ах, как бы я хотел, чтобы все вы были поэтами!»

А моя мама, по-детски простой и смиренный человек, но в то же время глубоко духовный, мне часто говорила: «Каждому человеку необходимо хотя бы пятнадцать минут в день читать хорошую поэзию». И в тот день, когда я выполнял ее совет, мне было легче преображать рутину прозы нашей жизни в первозданную Красоту Небесной Поэзии.

– Что является, по Вашему мнению, критерием настоящего искусства? Когда искусство становится псевдоискусством?

– В фильме талантливого режиссера Тенгиза Абуладзе «Покаяние» в самом финале есть очень глубокая и символическая сцена. Рано утром по безлюдному городу идет пожилая женщина. Увидев единственного на улице человека, пожилого мужчину, сидящего у дома, она спрашивает его: «Скажите, а эта улица ведет к храму?» Он отвечает: «Нет». Тогда она с глубокой печалью и недоумением задает ему, а в его лице и всем зрителям, очень важный вопрос: «А зачем тогда эта улица, если она не ведет к храму?» Сергей Иосифович Фудель говорил, что настоящее искусство может быть в лучшем случае только папертью храма, в храме же заключена полнота познания и радости. Видите, он говорит о познании и радости… Русское слово «искусство» происходит от глагола «искусить», то есть искать, испытывать (от старославянского «пытати» – вопрошать). И только из Божественных уст Самого Творца, в творческо-молитвенном поиске Первоистины, мы можем узнать о сущности вещей, о смысле жизни, об изначальном и конечном Божественном замысле о человеке и мире.

Христианская антропология (наука познания и откровения о человеке) вся вытекает из христологии. То есть, в отличие от научного подхода, когда изучается сам предмет в его настоящем состоянии, Церковь открывает нам, кто такой человек, – во свете Богочеловека, Который есть первообраз каждого из нас; по образу и подобию Которого мы сотворены и замыслены. У Федора Михайловича Достоевского в его гениальном романе «Идиот» есть ставшая уже крылатой фраза: «Красота спасет мир». Но в контексте самого романа Федор Михайлович показывает, что и красота бывает двоякой. В своем «Дневнике писателя» он уточняет, что только лишь красота лика Христова спасет мир. В церковнославянском языке, более богатом и способном лучше показать тонкости и оттенки духовной внутренней жизни, есть два существительных, которые показывают внутреннюю и внешнюю стороны обсуждаемого предмета: «добро́та» и «красота». Как в современном языке – этика и эстетика. «Доброта» – добротный, благой – относится к внутренним качествам предмета или человека; а «красота» – красный, красивый – ко внешнему благолепию. Как воспевает псалмопевец Давид: Се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132:1). И истинная красота должна творчески рождаться из внутренней доброты, то есть полноты внутренней красоты и гармонии. А искусственная красота, лишенная внутренней доброты, становится лицедейством, ложной актерской игрой, как говорит апостол, имеющей вид благочестия, силы же его отрицающейся (Ср.: 2 Тим. 3:5). И эта искусственность, лишенная благих намерений, становится подобной той улице, которая не ведет к храму. Как говорит великий богослов ХХ века Владимир Николаевич Лосский, такое искусство есть «молитва, обращенная сама к себе». Некое нарциссическое самолюбование, самовлюбленное самодовольство. Эта красота становится страшным оружием диавола, который ставит себе целью отнюдь не спасти человека и мир, а всячески его погубить и прельстить.

Еще в проповедях великих христианских учителей, святителей IV века (Иоанн Златоуст, Василий Великий и его сподвижники) мы видим, как они боролись с современным для них языческим театром, ибо то эллинское лицедейство несло в себе, как правило, языческую культуру, где под масками красоты проповедовался языческий культ плоти и прочих, чуждых христианскому духу, истин. Но позже, когда в Римской империи христианство стало главенствующей религией, театр, как и многие другие виды искусства, стал проповедовать уже христианскую культуру внутренней красоты человека. Один из выдающихся русских режиссеров ХХ века, долгое время работавший в БДТ (Большом драматическом театре) Ленинграда, Георгий Александрович Товстоногов, всегда учил своих учеников и актеров, что цель творчества актеров – разбудить совесть зрителя. А теперь с великой скорбью и сожалением можно наблюдать, как современное искусство, в том числе и театр, и кинематограф, вновь возвращаются к языческим корням. Я бы даже назвал это новым язычеством. Ибо в том древнем языческом театре проповедовалась та языческая культура, которой старались жить рядовые классы народа. А теперь часто под видом христианской культуры насаждается антихристианство. Как говорил Фудель, современное искусство решило заменить христианство. Люди, потерявшие Бога или еще Его не знающие, приняли искусство как новую религию. Три стороны христианства – догматическая, нравственная и обрядовая – в новой религии, то есть в современном искусстве, получили новое значение. Убеждение, что абсолютной истины нет, стало догматом. Убеждение, что в искусстве все более или менее позволено, воспринимается как новая нравственность, а художественное мастерство – как обряд. Тот вопрос, который задал Христу римский прокуратор Понтий Пилат: «Что есть истина?», – для его эллинского, философского склада ума не мог иметь ответа, поэтому он даже и не ждет его от Христа, но тут же разворачивается и уходит. И пока мы не познаем в лице Христа воплощенную Истину и не исповедуем победно, что Истина есть не что, а Кто, до тех пор мы будем выдумывать множество отвлеченных, безличных истин, которые могли бы послужить нашим обывательским, потребительским целям.

«Если Бога нет, то и греха нет, и все дозволено», – утверждал один из персонажей романа Достоевского «Братья Карамазовы». И теперь чаще под словом «свобода» скрывают единственную цель – вседозволенность, даже не замечая, что она всегда ведет за собой рабство греху. И в современном менталитете понятия этика и эстетика, вера и дела, красота и внутренняя добро́та разделились в самостоятельные сферы науки и искусства. Вседозволенность искусства посягает на, как их называл Фудель, «каменные скрижали человечества», – на десять заповедей: не убий; не укради; не прелюбодействуй; не лжесвидетельствуй; не сотвори себе кумира и так далее. Сегодня в проповеди искусства современные цели – комфорт и свобода – оправдывают все средства, а насажденные в природе человека нравственные законы с легкостью преступаются. И скрижали Нового Завета – Нагорная проповедь Христа о блаженствах – в новом, постхристианском, искусстве извращены до противоположного. Вместо «Блаженны нищие духом» проповедуется: «Блаженны богатые»; вместо плачущих и покаянно печалящихся о своем зараженном грехом естестве теперь блаженны смеющиеся (причем обязательно в 32 зуба, как в рекламе зубной пасты), забывающие при этом, что весь мир скорбит. Вместо кротких – только проповедь сильных мира сего. Вместо милующих – озабоченность многостяжанием; вместо чистых сердцем – расчетливый и гордый ум с безнравственной жизнью; вместо миротворцев – проповедь всяческих разделений, рождающихся на национальной гордости и политических амбициях… Это предлагают нам современные средства массовой информации, или, можно сказать, массового искусства, или массового искушения.

– Каждый ли человек способен к творчеству? Как определить, в каком направлении проявлять свой творческий потенциал, какую стезю выбрать?

– Господь создал человека и хочет, чтобы каждый стал подобным Ему по благодати: …будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5:48); …будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6:36). Вот в этой всемилующей любви открывается нам истинное творчество. Истинная любовь всегда в этом мире жертвенна и крестна. И поэтому воля Божия о каждом из нас открывается нам не в потребительском отношении: «Что я могу взять от этого места или от этого человека?», а наоборот: «Чем я могу послужить сегодня здесь и сейчас, на этом месте, в окружении этих, данных мне Богом, людей?» Как говорят, самый важный человек для тебя – это тот, который сейчас перед тобой. И верующий человек всегда относится к каждой такой встрече творчески, то есть не пользуется только какими-то штампами и сложившимися обычаями, а каждый раз молитвенно задает себе вопрос: «Что сейчас хочет от меня Господь? Чем я могу помочь этому человеку и послужить ему?» Но, конечно же, со смирением, зная свой чин и уровень. И вот только ответственная перед всеми жертвенная любовь способна победить нашу духовную и телесную леность. А иногда любовь вдохновляет нас и на подвиги, превосходящие наши немощные силы. Конечно, у каждого человека есть свое призвание, ибо у Духа Святого множество даров. Но все они служат любви к Богу и человеку. И при выборе профессии и деятельности пусть каждый внимательно задаст себе эти вопросы с позиции служения любви и потом внимательно слушает свое сердце. Ибо «зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь»[1]…

– Бывает, что жизнь настолько заполнена бытовыми хлопотами и заботами, что совершенно не хватает времени на творчество. Как быть в такие периоды?

– Суета и хлопотливость находятся не вне нас, а внутри нас. Все, что делается не по любви, является зря потраченными временем и силами. Только через любовь приходят истинно творческое вдохновение и смысл жизни. Но любить истинно и созидательно мы еще не умеем, а только учимся. И в этом плане, по слову преподобного Силуана, вся наша брань – за смирение, ибо гордость мешает нам любить.

– Многие люди разделяют сферы своей жизни: вот здесь моя работа (то, чем я зарабатываю на хлеб), а здесь – мое творчество, то, что я по-настоящему люблю. Правильно ли это?

– В нашей стране, к сожалению, немногие могут себе позволить в профессиональном плане заниматься тем, чем хотят и сколько хотят. Ведь многие вообще страдают от безработицы. На нашем острове живут несколько матерей-одиночек, которые являются беженцами внутри своего государства. В связи с развалом нашей страны особенно пострадали деревни, множество из них полностью закрыли свои производства и хозяйства. И жители, бросив свои дома и прописки, поехали бороться за выживание, если не свое, то хотя бы своих детей. Теперь множество профессий, в том числе и гуманитарных, и в сфере искусства, в связи с коммерциализацией потеряли свое главное христианское призвание – служение людям. Я знаю некоторых хороших врачей и педагогов, которые вынуждены теперь постоянно иметь в виду коммерческий подход. К сожалению, это проникает и в Церковь. Многим действительно приходится трудиться на нескольких работах в борьбе за выживание. И в таких условиях у меня язык не повернется учить таких страдальцев творчеству. Но думаю, что те из них, кто будет претерпевать эту многоскорбность каторжных трудов в духе жертвенной любви к своим близким, будут в конце концов намного выше в своем творчестве, чем какие-то самодовольные эстеты, живущие в комфорте и от безделья ищущие себе развлечения и зрелищ в сфере искусства. Как я уже говорил, искусство не может заменить Церковь и Бога и решить все бытийные вопросы. И профессия тоже сама по себе не является всей полнотой человеческой жизни. Но блажен тот, кто сумел сотворить свою профессию любимой работой, и причиной тому стали вера и любовь этого человека.

То, что многие люди разделяют сферы своей жизни, думаю, естественно и правильно. Сам человек – личность многосоставная. Как говорят психологи, человек – личность пневмопсихобиосоциальная… То есть жизнь человека включает духовную составляющую – это его отношения с Богом (пневмо), душевную – его чувства, эмоции, инстинкты, характер (психо); физиологический комплекс плоти (био); а также его отношения с семьей, обществом, окружением (социо). Если хоть что-нибудь из этого будет оставлено в небрежении, то по цепочке посыплется все. Все эти части человеческой личности взаимосвязаны и имеют свою иерархию. И как всадник должен ехать на коне, а не наоборот, так и в человеке меньшее должно подчиняться большему, и плоть должна работать духу, как мы поем часто в богослужебных стихирах, а не наоборот. Во внешней деятельности человека тоже есть своя взаимосвязанная цепочка: 1) общество – народ – государство – мир; 2) семья – община – круг братьев и друзей; 3) личная жизнь (собственные душа и тело). И для духовного человека все это может быть охвачено его духовной жизнью и совершаться глубоко творчески. Ибо служит все одной высокой цели, ради которой не только стоит жить, но и умереть не жалко.

– Одна моя подруга познакомилась с молодым человеком и, рассказывая мне о нем, радостно сообщила: «Он такой, знаешь, нормальный... Ну, не творческая личность, слава Богу...» Почему существует такое негативное значение у словосочетания «творческая личность»?

– Негативное значение, думаю, могло появиться в связи с тем, что в сфере искусства (впрочем, как и в любой другой сфере жизни человека) может проявиться свойство человека увлекаться, вплоть до забвения не только себя (это еще как-то более-менее похвальная жертвенность), но и до забвения Бога, семьи, общества. Как сказал еще А. П. Чехов, в человеке должно быть прекрасно все. А искусство – это такая область, в которой особенно легко увлечься внешней красотой и при этом забыть о собственном духовном уродстве и некрасивости и о том, что весь мир скорбит, то есть о всечеловеческой болезни и одиночестве.

– В последнее время стало «модно» заниматься чем-то творческим. Например, ходить на курсы рисования, заниматься пением или играть на гитаре. Вплоть до того, что это воспринимается как обязательный атрибут успешного человека. Приносит ли это действительно какую-то пользу?

– Думаю, что еще никому не помешали в детстве уроки игры на фортепиано. Но только если эта улица ведет к храму. Ведь мы знаем, что и у Пушкина, и у Достоевского были такие творения, которые, как остроумно отметил Фудель, были необходимы человечеству так же, как касторка для здорового желудка (то есть как слабительное). И он же добавлял: «Любить искусство нужно так же, как любишь людей». То есть, любя, не воспринимать недостатки, не мараться грязью, но в то же время всегда быть готовым приклониться святости. Культура есть воплощение на земле божественного начала. Но и в культуре есть те творения, которые приносят настроение, а есть те, которые рождают устроение. Настроение подобно летним облакам – дунул ветер, и их нет. А устроение ведет нас в вечность: или в темную вечность адского мучения, бессмысленной гордости – или же в блаженную вечность крестной Любви Божией, Еюже вся быша…

– Что такое творчество для Вас? Можно ли молитву назвать творчеством?

– Хотя, конечно, это уже глубоко лично и интимно, но все же пусть это будет и моей исповедью, или стремлением моего сердца… Для меня, как для монаха, конечно, творчество – это молитвенно-покаянный поиск Бога и себя в Боге, то есть процесс воцерковления, или вохристовления. Мы стараемся познать Христа и вселить Его в себя, стать Ему другом, и братом, и верным слугой. А точнее – уготовить место Его явления в нашем сердце. Ну а как для священника и пастыря, для меня творческий процесс – это помочь человеку найти в себе Человека.